К тому времени, как я туда добрался, она очень сильно отекла, но я перевязал ее бинтом и взял из холодильника пакет со льдом. Раз уж она не почернела, со мной, вероятно, все будет в порядке.
Моя рука просто адски болела, но я сам хотел чувствовать эту боль.
Брат оставил мне сообщение, где говорилось, что сейчас он занят с Кэти, но в другой раз хотел бы где-нибудь потусоваться со мной. С точки зрения Зака, потусоваться подразумевало напиться до потери сознания. Я обычно должен был затащить его в постель и повернуть ему голову набок, чтобы он не захлебнулся собственной рвотой. Единственным, кто получил бы удовольствие от такой «тусовки», был Зак.
Я приготовил чипсы с сыром в микроволновке, вытащил дедушкины виниловые пластинки и начал перелистывать их в поисках чего-нибудь успокаивающего.
Пальцы остановились на «Various Positions» Леонарда Коэна. Идеально. Я поставил пластинку и установил на место иглу проигрывателя. Затем подождал, пока шум и потрескивание исчезли в зазвучавшем ‘Dance Me to the End of Love’.
Жуя чипсы, я приступил к домашнему заданию по математике. Цифры мелькали перед моими глазами, и я не мог собрать их вместе. Я все еще думал о Шарлотте... о ее голосе. О ее глубоком, хрипловатом голосе, который вызывал мысли о сексе, горячей коже и спутанных простынях.
Я закрыл глаза и позволил голосу Леонарда завладеть мной.
— Привет, — сказал Девин, открыв дверь, и быстро моргнул, словно пытался очистить глаза. Или пытался понять, почему я вообще здесь нахожусь. Я мог бы обнаружить стоунера за версту.
— Привет, — отозвался я. — Ты остаешься на ночь?
До этого дня Девин провел в нашей комнате лишь одну ночь. Мне было интересно, где он шляется, но я никогда об этом не спрашивал.
— Нет.
Я также ни разу не видел его с книгами или рюкзаком, вообще, с любым признаком того, что он ходил на занятия. Это тоже была загадка.
Он бросил сумку на пол и прошел к своему компьютеру, больше не сказав ни слова. Я не стал выключать музыку, решив, что если с этим будет проблема, он сам может мне сказать. У меня были наушники. До этих пор он никак не отзывался о моей музыке, разве что спросил о проигрывателе.
— Что это за чертовщина?
— Леонард Коэн.
— Никогда о таком не слышал, — сказал он, посмотрев на меня так, будто я упомянул Адольфа Гитлера.
У меня не было больших надежд насчет будущего человеческой расы, если люди не знали даже, кто такой Леонард Коэн.
— Что случилось с твоей рукой?
— Ничего, — ответил я.
Прежде чем я успел спросить, не хочет ли он, чтобы я надел наушники, он сам вытащил свои, засунул их в уши и включил нечто, показавшееся мне грохотом железных мусорных баков с того места, где я сидел.
Я мысленно послал его в задницу и снова сконцентрировался на Леонарде.
Он ушел спустя несколько минут, едва попрощавшись. Мой телефон завибрировал, оповещая о сообщении от мисс Кэрол.
Как ты?
Нормально. Выживаю.
Она ответила сразу же.
Ты с ней поговорил?
Типа того. Она на меня наорала.
Я практически услышал ее смех, хоть самой-то ее здесь не было.
О, Алекс. Может, поступки скажут гораздо больше, чем слова. Ты должен что-то для нее сделать.
Например?
Демонстрация моей поврежденной руки вряд ли была тем, о чем подумала мисс Кэрол.
Ты же умный парень. Сам поймешь. Свяжемся позже?
Конечно.
Пластинка закончилась, и я встал, чтобы перевернуть ее.
Я осмотрел комнату в поисках подходящей идеи. Глаза остановились на крыше микроволновки, а точнее, на моей банке с чаем. Именно чай она хотела взять, когда я случайно или нарочно столкнулся с ней на днях.
У меня возникла идея. Для этого требовалась кофейная чашка, пакетик чая и черный маркер.
Возможно, это было чертовски тупо, но какая разница, в самом деле? Что вообще имеет значение, когда дело приходит к этому?
Лотти
До конца дня я больше не сталкивалась ни с Заном, ни с Заком Паркерами. К полудню я чувствовала себя разбитой, а голова была переполнена домашними заданиями. Мне также было необходимо найти себе работу, а еще заставить Уилла найти работу, чтобы мама прекратила укорять нас, чтобы мы научились обеспечивать себя самостоятельно.