— Стелла, — поспешно проговорил Бернардо, — вы можете идти домой.
— Очень мудро, — насмешливо похвалила его Энджи, когда Стелла ушла.
— Энджи… — заскрежетал он зубами.
— По-моему, тебе надо обращаться ко мне «dottore», это более уважительно.
— Уважительно?
— Да, по-моему, тебе следовало бы оказывать мне больше уважения, — с обиженным видом проговорила она. — Все меня уважают. В конце концов, врач — это опора общества.
— Если ты такой столп общества, — раздраженно парировал он, — не думаю, что тебе следует ходить по городу и обсуждать на людях своё белье.
— Только по профессиональным причинам. Я должна наглядно объяснить пациентам, как бороться с холодом.
— Ты показываешь людям свое белье? — в ужасе спросил он.
— Не говори глупости. Ведь речь идет не о том, чтобы я показывала им черное атласное белье. Во фланелевой комбинации нет ничего возбуждающего. Смотри.
Она расстегнула рубашку. Под ней открылась красная фланель. Бернардо резко втянул воздух. Хоть бы она не догадалась, что по его чреслам точно электрический ток прошел.
В глазах у Энджи играла невинная насмешка. Она понимала, что ему трудно справиться с ней, когда она такая. Не то, чтобы у Бернардо вообще отсутствовало чувство юмора. Но ему не хватало гибкости ума, чтобы совмещать забавное с серьезным.
— Ну и что, ты довольна? — наконец натянуто спросил он.
— Довольна? Я спасаю жизни. Странно, что ты так неохотно помогаешь мне.
— Ладно, ладно, — нетерпеливо проворчал он. — Сделай укол и потом… пожалуйста, уходи.
— Нет, — покачала она головой, — не здесь и не сейчас. Я хочу, чтобы завтра утром ты пришел ко мне в хирургический кабинет. Будь там часов в одиннадцать, когда больше всего народу. И пусть люди увидят тебя. Тогда новость распространится. Я оставлю тебя в приемной на несколько минут, чтобы каждый знал, зачем ты туда пришел.
— Что-нибудь еще? — сквозь зубы процедил он.
— Не сегодня.
— Тогда, пожалуйста, уходи.
— Ты будешь там завтра?
— Буду. Спокойней ночи, dottore.
* * *
Она почти не сомневалась, что Бернардо на следующий день пренебрежет ее просьбой. Но он был человек слова и около одиннадцати появился в приемной. Когда она выглянула, он беседовал с матерью двух малышей. Энджи подслушала их разговор и поняла, что он делает точно так, как она просила. Когда подошла его очередь, он пропустил кого-то появившегося после него. Только когда в приемной никого не осталось, он вошел в кабинет.
— Благодарю вас, signore, — сухо сказала она. — Я ценю вашу помощь.
Энджи пыталась удержать мысли на профессиональных вопросах, но разве это возможно, когда такой дорогой человек рядом! Бернардо снял куртку и закатал рукав темно-красной рубашки, и тут она вдруг поняла, как страшно он похудел после их ссоры на свадьбе. Она невольно подняла голову и встретилась с ним взглядом. Ох, лучше бы она этого не делала! Он наблюдал за ней с неожиданной, почти прежней нежностью. Но сейчас она не могла себе позволить думать о нежностях. Ведь они только начали карабкаться в гору. И осталась большая часть пути.
— Ты почти не почувствуешь укола, — по привычке успокоила она.
— Неужели ты думаешь, что тоненькая игла причиняет самую страшную в мире боль? — спокойно спросил он.
— У каждого свое собственное представление о том, какая боль самая страшная в мире, — пробормотала она.
— Кто-то полагает ее столь незначительной, что играет с ней в разные игры.
— Если стрела нацелена в меня, то она пролетела мимо. Я здесь для того, чтобы обеспечить этим людям неведомый им раньше уровень медицинского обслуживания. Я не играю в разные игры. — Она высвободила шприц и потерла место укола ваткой, смоченной спиртом.
— И ради этого ты тут?
— Ничего другого не могу придумать. А ты можешь? — спросила она, снова встретившись с ним взглядом.
— Не могу.
Когда она его провожала, они обнаружили в приемной человека. Энджи никогда раньше его не видела. Взволнованный старик с глубокими морщинами и пергаментной от солнца и ветра кожей. Едва увидев ее, он быстро затараторил по-сицилийски. Бернардо положил ему руку на плечо, и тот вроде немного успокоился.
— В чем дело? — спросила Энджи.
— Его зовут Антонио Серванте, — объяснил Бернардо. — У него крохотная ферма в нескольких милях отсюда. Он ведет хозяйство один, и с ним живет его мать.