Особенно,... 
42 
– Ты в порядке? – спросила она, стараясь не обращать внимания на дрожь, пробежавшую по ее руке.
– Да. Мне просто приснился плохой сон, – ответил он, не выпуская ее руки.
– Что было в твоем сне?
– Я был на кладбище и увидел памятник, на котором было выгравировано: «Здесь покоится Доминик Хант, всем известный скряга».
Энди не смогла сдержать улыбку.
– Ты считаешь мой кошмар смешным?
– Да, немного, – призналась она. – Но можешь быть уверен, что после завтрашнего дня никто больше не посмеет назвать тебя скрягой.
– Прости меня за все, что я сегодня тебе наговорил. Это было ужасно. Дай людям, которые занимались елкой, премию и пришли мне счет.
Неужели он думает, что все можно решить с помощью денег?
– Мне жаль, что все так нелепо получилось с елкой, Доминик. Это была моя ошибка. Елку уже убрали.
Он содрогнулся:
– Для меня это было настоящим шоком. Один лишь ее запах пробудил ужасные воспоминания. Я словно заново перенесся в тот страшный день.
Энди ближе придвинула свой стул:
– Может, пришло время рассказать мне, почему Рождество вызывает у тебя негативные чувства? Я поняла, что твой гнев был направлен не на меня.
– Двадцать один год назад в рождественский сочельник погибли мои родители, – сказал он.
Это многое объясняло.
Энди сжала его руку:
– Мне очень жаль, Доминик. Почему ты не сказал мне об этом раньше?
– Я не хочу, чтобы меня жалели.
– Ты можешь все мне рассказать сейчас?
– Все гораздо ужаснее, чем ты можешь себе представить. В тот морозный день мои родители поехали за елкой. На дорогу выскочил олень, и отец затормозил, чтобы избежать столкновения. Дорога была скользкой, машину занесло, он потерял управление, и они врезались в ограждение. Оба погибли из-за чертовой елки.
Энди не смогла найти подходящих слов, чтобы выразить свое сожаление.
– И в их гибели был виноват я, – добавил он.
Она нахмурилась:
– Как такое возможно? Тебе ведь было всего одиннадцать.
– В течение следующих шести лет моя тетка постоянно мне говорила, что это была моя вина.
– Понятно, почему ты от нее сбежал.
– Но они действительно погибли из-за меня. У нас была искусственная елка, а я хотел настоящую, как у моего лучшего друга. Они меня очень любили и решили сделать мне приятное. Если бы они не поехали за елкой, которую я так хотел, они были бы живы.
– И ты все эти годы винил себя в произошедшем? Это был несчастный случай, от которого никто не застрахован. Как твоя тетка, адекватный взрослый человек, могла обвинять тебя в их гибели?
– Моя тетка и адекватный взрослый человек – прямо противоположные понятия, – горько усмехнулся он. – У нее были серьезные психологические проблемы, которые она пыталась решать с помощью алкоголя и транквилизаторов. В детстве я, конечно, этого не понимал. Она то давала мне подзатыльники в припадке гнева, обзывая меня последними словами, то гладила меня по голове и называла бедным сироткой. Я пытался привыкнуть к ее перепадам настроения.
– Ты многое терпел, надеясь взамен получить ее любовь, – мягко произнесла Энди. Ее сердце разрывалось от сострадания.
Стоило ему только ослабить контроль над эмоциями, которые он держал в узде все эти годы, как слова полились рекой.
– В Рождество она была особенно невыносима, потому что вспоминала мою мать и обвиняла меня в ее гибели. Когда я ей надоедал, она запирала меня в стенном шкафу. Когда я стал старше и сильнее, рукоприкладство прекратилось, но она продолжать давить на меня морально, пока я не сбежал из дома. Что самое удивительное, все эти годы она работала, и окружающие считали ее абсолютно нормальной. Однажды я пожаловался на нее одному из своих школьных учителей, но он мне не поверил.
Ни один ребенок не заслуживает того, чтобы с ним так обращались.
– Я даже не знаю, что сказать…
– Ничего не говори. Я больше не хочу это обсуждать. Мне тридцать два года. Все это осталось в далеком прошлом.
– Но в глубине души ты по-прежнему испытываешь боль, – прошептала Энди. – Доминик, мне так жаль, что тебе пришлось пережить весь этот ад. С каждым новым твоим откровением я все больше восхищаюсь твоими достижениями.
Словами было невозможно выразить и десятой доли того, что она сейчас чувствовала, поэтому она просто пересела на диван, обвила руками шею Доминика и накрыла его губы своими.
Их поцелуй был глубоким и долгим. Огонь желания внутри ее стремительно разгорался, но этот физический контакт был для них обоих не просто проявлением страсти. Он был ознаменованием того, что между ними зародилась новая, более глубокая связь.
42 
