Глэдис даже возгордилась собой, настолько взвешенно и спокойно прозвучали ее доводы. Главное, она вполне владела собой, и голос ни разу дрогнул. Но раздражало, что Ларсон выслушал тираду с усмешкой, похоже, сказанное не произвело на него никакого впечатления. Да разве такой самоуверенный тип признается, что заблуждался?! Он считает, что разбирается в ее характере лучше, чем она сама.
— Кажется, сегодня я останусь наедине со своим самомнением, — печально заметил Ларсон.
— Видимо, ты привык, что женщины бросаются в твои объятия всякий раз, как ты приближаешься. Но запомни, я не из их числа.
— А как же понимать то, что произошло в незабываемый вечер после вечеринки?
Глэдис молчала некоторое время, пока пауза стала тягостной. Тогда она взялась за ручку двери и сказала:
— Давай не будем говорить об этом.
— Да, пожалуй, слов не надо, — каким-то странным голосом согласился Ларсон.
Он уже не улыбался, но вид его не понравился Глэдис — в его серых глазах было такое неприкрытое вожделение, что у нее дрожь пробежала по телу.
Она быстро открыла дверь спальни и проскользнула внутрь, чтобы оказаться в безопасности.
— Глэдис! Ты что, собираешься на этом закончить наш разговор? Мы же только начали его! — удивился Ларсон, стоя в дверях.
Сердце ее дрогнуло, но голос прозвучал на удивление ровно.
— Я устала. У меня была трудная неделя.
Вот это правда. Хотя Тельма больше не высказывала никаких претензий, Глэдис каждый раз, проходя мимо кабинета начальницы, с опаской поглядывала на дверь, — вдруг оттуда выйдет Тельма и набросится на свою жертву. Глэдис даже придумала ей кличку «вампир».
Стивену она ничего не рассказала о своей встрече с Тельмой, но тот сразу догадался по выражению ее лица — что-то произошло между ними. Кстати, он пришел в восторг от новой клички Тельмы, даже принес на работу ростки чеснока в горшочке, что невероятно развеселило Глэдис. Они шутили на тему вампиров всю неделю, но напряжение все-таки не проходило.
Но Ларсону ни к чему было знать обо всем этом. Ему вряд ли понравится, что неподражаемая импортная директриса, способности которой вызывали у него нескрываемое восхищение, отнесена младшим персоналом к категории «нечистой силы».
— А почему неделя была трудной? — спросил Ларсон.
Вместо ответа Глэдис попыталась закрыть дверь. Меньше всего она ожидала, что он распахнет ее настежь и ввалится прямо в ее комнату. Она уставилась на него, открыв рот от удивления. Потом все-таки поинтересовалась, в чем дело, получив весьма вразумительный ответ.
— Проверяю, все ли тут в порядке.
Он огляделся и обратил внимание на всякие мелочи, которые она расставила на каминной полке: фотографии в рамочках, безделушки, с виду довольно безвкусные, но дорогие памяти сувениры, которые дарил ей отец. Еще были книги и журналы, аккуратно расставленные на полках, новая маленькая лампа на столике.
— Я ничего тут не трогала, — сказала Глэдис, продолжая стоять у двери.
— Да, здесь гораздо уютней, чем там, откуда я тебя не так давно вывез, — заметил Ларсон, внимательно рассматривая фотографию отца Глэдис, сделанную несколько лет назад.
Ларсон продолжал экскурсию по комнате. Он подошел к книжным полкам, просмотрел книги, потом вернулся к камину и взял в руки мексиканскую статуэтку, которую Глэдис купила когда-то в подарок отцу на день рождения. Ларсон покрутил ее в руках, потом поставил на место и принялся изучать бронзовый подсвечник. Глэдис терпеливо ждала, когда он удовлетворит свое любопытство.
— Если хочешь сделать перестановку или сменить интерьер, пожалуйста. Предоставляю тебе полную свободу действий, — сказал Ларсон.
— Меня вполне устраивает то, что есть, — воскликнула Глэдис удивленно. Что это он выдумывает? Она не собирается ничего тут менять, а модные интерьеры, вроде черных стен или полосатых оконных рам, вообще не для нее. — Модные, вернее модерновые, интерьеры не в моем вкусе. Я бы чувствовала себя неуютно.
Ларсон внимательно выслушал Глэдис и вдруг двинулся прямиком к ней. Может быть, он направляется к двери и собирается уйти? Но нет, остановился, не сводя с нее глаз.
— Насколько я понимаю, ты собираешься уйти? — проговорила она, стараясь оставаться хладнокровной.
— Интересно, ты всегда разговариваешь со мной, сжав руки на груди. Что бы это значило? Психологу не составило бы труда разгадать этот жест.