Последние отзывы

  102  

– Я подготовил машину. Мы можем поехать за город, там нас никто не услышит… – Но тут же заметил ее испуг, и, прежде чем она успела ему ответить, изменил тон: – Конечно, это только на худой конец". – Последние слова понравились ему, он повторил их снова; худой конец – это та толстая баба с пристальным, осуждающим взглядом; вот она переходит через застланную дымом улицу… Худой конец – это пьяный, погибший Друитт, высматривающий из-за портьеры хотя бы одну машинистку.

– До этого не дойдет, – подбодрил он ее.

– Нет, – горячо подхватила она. – Не дойдет, не может дойти.

Ее непоколебимая уверенность странно на него подействовала, как будто его планы тоже привели в порядок, передвинули, подменили, так что он уже не считал их своими. У него появилось желание доказывать, что это действительно может произойти; он чувствовал странное и тоскливое тяготение к самому страшному из всех человеческих проступков.

– Я ведь так счастлива. В конце концов, может, это не так уж и грешно? – сказала она.

– Как это так, не грешно? – спросил он. – Это смертный грех!

Он бросил взгляд, полный презрительного отвращения, на застланную постель, как будто представлял себе, как эти дела будут время от времени повторяться, – нужно же повторять пройденное.

– Я понимаю, – согласилась она, – понимаю, но все же…

– Хуже этого только одно, – продолжал он.

Она как будто ускользала от него, она уже превращала в семейную жизнь их мрачный союз.

– Я счастлива, – возражала она смущенно, – ты такой добрый.

– Это ничего не значит…

– Слушай, – прервала она его, – что это такое?

Через окно доносился жалобный плач.

– Ребятенок в соседнем доме.

– А почему его никто не успокоит?

– Воскресенье. Может, они ушли. – Затем добавил: – Что ты хочешь делать? Пойдем в кино?

Она не слушала его; жалобный, протяжный плач привлекал ее внимание, вид у нее был озабоченный, совсем как у взрослой.

– Надо посмотреть, что с ним такое, – сказала она.

– Может, есть хочет или еще там чего.

– А может, заболел. – Она прислушивалась с каким-то священным трепетом. – У малышей все случается внезапно… Никогда не знаешь, что это может быть.

– Это же не твой.

Она посмотрела на него задумчивым взглядом.

– Нет, – ответила она, – но я подумала… что он мог бы быть и моим… Я ни за что не оставила бы его одного на целый день, – добавила она с гневом.

– Они тоже не оставляют, – неуверенно возразил Малыш. – Вот он и угомонился. Что я тебе говорил?

Но слова ее засели у него в мозгу: «Он мог бы быть и моим». Это ему никогда не приходило в голову… Он смотрел на нее с ужасом и отвращением, как будто перед ним происходил отталкивающий процесс родов; зарождение новой жизни уже связывало его по рукам и ногам; а она стояла и прислушивалась – с облегчением, терпеливо, словно уже прожила годы таких тревог и познала, что облегчение никогда не бывает надолго, а тревоги всегда возвращаются.

***

Девять часов утра; он в бешенстве выскочил в коридор; внизу сквозь щель над дверью пробивалось утреннее солнце, бросая блики на телефон. Он позвал:

– Дэллоу! Дэллоу!

Дэллоу, без пиджака, не спеша поднялся наверх из подвала.

– Привет, Пинки. Вид у тебя, как будто ты и не спал, – сказал он.

– Ты что, прячешься от меня? – спросил Малыш.

– Вот уж нет, Пинки. Только… ты ведь женился… Я думал, тебе захочется побыть одному?

– Ты называешь это побыть одному? – возразил Малыш.

Он спустился по лестнице, держа в руке сиреневый надушенный конверт, который Джуди подсунула ему под дверь. Он еще не открывал его. Глаза у него покраснели. Видно было, что его лихорадит. Пульс бился неровно, голова горела, мозг не знал покоя.

– Джонни звонил мне рано утром, – сообщил Дэллоу. – Он следит со вчерашнего дня. К Друитту никто не приходил. Мы зря перетрусили.

Малыш не слушал его.

– Я хочу быть один, Дэллоу. По-настоящему один, – сказал он.

– Слишком уж ты много на себя берешь для своих лет, – заметил Дэллоу и расхохотался. – Две ночи…

– Надо убрать ее, прежде чем она… – продолжал Малыш. Он никому не мог бы объяснить, как велик его страх и в чем он заключается, словно его мучила какая-то позорная тайна.

– Ссориться с ней небезопасно, – поспешно вставил Дэллоу.

– Конечно. И никогда не будет безопасно, – согласился Малыш. Это я знаю. И никакого развода. Ничего, кроме смерти. Ничего другого. – Он приложил руку к прохладному эбониту телефона. – Я же говорил тебе… У меня есть план…

  102