– Мы могли бы, если вы согласны, послать за вами машину.
«Мы, – подумала она, – мы». Он допустил ошибку, говоря с ней от имени организации. «Мы» и «они» – не слишком приятные термины. Это было предупреждением, указанием, что надо быть настороже.
Голос произнес:
– Я подумал, если вы свободны как-нибудь на этой неделе, мы могли бы пообедать…
– Я не уверена, что смогу выкроить время.
– Я хотел поговорить с вами о вашем муже.
– Да. Я догадываюсь.
– Мы все волнуемся по поводу Мориса.
Волна радости затопила ее. Значит «мы» не держат его в каком-то потаенном месте, неведомом инспектору Батлеру. Значит, Морис далеко, и вся Европа легла между ними. У Сары возникло впечатление, что и она, как Морис, избегла опасности, что и она уже на пути домой, а дом ее там, где Морис. Тем не менее надо быть очень осторожной – как в былые дни, в Йоханнесбурге. Она сказала:
– Морис меня больше не интересует. Мы разъехались.
– И все же, я полагаю, вы хотели бы получить вести о нем?
Значит, у них есть вести. Вот так же Карсон в свое время сказал ей: «Он находится в безопасности в Л.-М. и ждет вас. Теперь нам остается только переправить вас туда». Если Морис на свободе, значит, скоро они будут вместе. Сара почувствовала, что улыбается в трубку, – слава богу, еще не изобрели видеотелефона, – тем не менее она стерла с лица улыбку и сказала:
– Боюсь, меня не слишком волнует, где он сейчас. Вы не могли бы сообщить мне об этом письменно? У меня ведь ребенок, за которым надо присматривать.
– Ну нет, миссис Кэсл, есть вещи, о которых нельзя писать. Если бы мы могли послать за вами завтра машину…
– Завтра – исключено.
– Тогда в четверг.
Она тянула, насколько хватало духу.
– Ну…
– Мы могли бы прислать за вами машину в одиннадцать.
– Но мне не нужна машина. Есть удобный поезд в одиннадцать пятнадцать.
– Ну, в таком случае, может быть, мы встретились бы в ресторане «У Брюммелла»… Это рядом с вокзалом Виктории.
– На какой это улице?
– Вот тут я пас. Уолтон… Уилтон… не важно, любой шофер такси знает ресторан «У Брюммелла». Там очень тихо, – успокоительным тоном добавил он, точно рекомендовал ей, как профессионал, хорошую частную лечебницу, и Сара мысленно представила себе говорившего: очень самоуверенный тип, каких полно на Уимпол-стрит, с моноклем на ленточке, которым он пользуется, лишь когда выписывает рецепты, что служит сигналом – таким же, как когда во время аудиенции встает королева, – что прием окончен и пациенту пора уходить.
– Так до четверга, – сказал Персивал.
Сара даже не потрудилась ответить. Она положила трубку на рычаг и отправилась искать миссис Кэсл: она снова опоздала к обеду, но ей было все равно. Она напевала псалом благодарения, которому обучили ее миссионеры-методисты, и миссис Кэсл в изумлении воззрилась на нее.
– Что случилось? Что-то не так? Опять этот полицейский?
– Нет. Всего лишь доктор. Друг Мориса. Ничего не случилось. Вы не станете возражать, если я один-единственный раз съезжу в четверг в город? Утром я отведу Сэма в школу, а дорогу назад он сам найдет.
– Я, конечно, _не возражаю_, но я собиралась снова пригласить на обед мистера Боттомли.
– О, Сэм и мистер Боттомли вполне поладят.
– А ты не заглянешь к стряпчему, когда будешь в городе?
– Возможно. – Эта полуправда была ерундовой ценой за ту радость, которая теперь владела ею.
– А где ты будешь обедать?
– О, я, наверное, перехвачу где-нибудь сандвич.
– Какая обида, что ты выбрала именно четверг. Я как раз заказала ногу. Однако, – миссис Кэсл поискала, чем бы себя вознаградить, – если будешь обедать в ресторане «Хэрродза», можешь захватить мне две-три вещицы из этого магазина.
В ту ночь Сара лежала в постели без сна. У нее словно бы появился календарь, и теперь она могла отмечать на нем дни своего заключения. Человек, с которым она говорила, – это враг, можно не сомневаться, но он не из полицейской службы безопасности, он не из БОСС, ей не выбьют зубы или глаз «У Брюммелла» – ей нечего опасаться.
Тем не менее она была немного обескуражена, увидев Персивала в конце длинной, сверкающей хрусталем залы «У Брюммелла». Он вовсе не был специалистом с Уимпол-стрит – скорее походил на старорежимного семейного врача: очки в серебряной оправе и животик, упершийся в край столика, когда он приподнялся, здороваясь с нею. В руке вместо рецепта он держал большущее меню. Он сказал: