Последние отзывы

  20  

— Я вообще ни одной девственницы не знаю, — честно ответил он. — Но, наверное, это потому, что большинство из них помалкивают о своей неопытности.

— Не понимаю, почему я должна это скрывать! — отрезала Тоуни и с вызовом вздернула подбородок. — Ты, похоже, думаешь, я за деньги что угодно сделаю, но я не такая.

— Не будем об этом, — решительно сказал Наварр и перевел взгляд на экран включенного телевизора.

Но он никак не мог отогнать от себя ее образ — тонкий профиль, полотенце, влажные пружинки кудряшек. Он не платил за секс. Но была секунда на кровати, когда, по правде говоря, он бы отдал ей все, что угодно, за то, чтобы она осталась в его объятиях — такая теплая, готовая воплотить любую его фантазию. Внутри у него все болело от неудовлетворенного желания. И зачем Тоуни сказала, что она девственница? Как-то это все подозрительно. Может, она думает, что мужчин это привлекает?…

В зеленом коктейльном платье скромного покроя и туфлях на невообразимо высоких каблуках Тоуни спустилась по ступенькам вместе с Наварром. Они почти не разговаривали друг с другом. При этом он все время держал ее за руку. К ним подошел Сэм, предложил напитки, потом повел их на экскурсию по дому.

Тоуни очень нравилась атмосфера старинного здания, нравился викторианский стиль. Она разделяла энтузиазм Сэма по поводу замка. А вот Катрина пожаловалась на то, как далеко они от цивилизации и как сложно отапливать комнаты.

— Вы с Наварром не так давно вместе, да? — спросила Катрина, пока мужчины говорили о делах.

Тоуни улыбнулась:

— Наверное, это заметно.

— Да. Он помешан на работе.

— Успешные люди всегда на ней помешаны.

— Очередная сделка всегда будет интересна Наварру более, чем ты.

— О, я так не думаю, — беззаботно сказала Тоуни и намеренно махнула рукой так, что бриллиант в ее кольце засверкал.

— Наварр не изменится, — сказала брюнетка. — Ни одна женщина еще не продержалась в его постели больше пары недель.

Это заявление не поколебало спокойствия Тоуни.

— Я не ставлю Наварру в вину годы свободы и холостяцкой жизни. Большинство мужчин в конце концов чувствуют желание остепениться, — промурлыкала она. — У нас с ним… нечто особенное.

— В каком смысле? — Катрина повернулась к Наварру: — Наварр… что в Тоуни такого особенного?

— Тоуни — очень жизнерадостный человек. В этом с ней никто не сравнится. А ее красота? Словами не описать.

Сэм нежно улыбнулся жене:

— Лучше не скажешь. Секрет привлекательности не выразить словами.

Ночью Тоуни надела не пижаму, а шелковую ночную рубашку, изо всех стараясь не выходить из роли.

— Я в детстве мечтала о такой кровати, — сказала она, прикрывая пустыми словами неловкость, которую почувствовала, увидев Наварра, выходящего из ванной комнаты в одних только пижамных брюках.

От его блестящих влажных черных волос и легкой щетины захватывало дух. Какой он мускулистый. Она проследила глазами сужающуюся дорожку темных волос, уходящую вниз под пояс его брюк. У Тоуни внутри все перевернулось.

— И как ты догадалась задать Сэму вопросы об истории Стратмора? — с усмешкой поинтересовался Наварр. — Твой интерес его просто очаровал.

Тоуни застыла:

— Я не притворялась. Я любила историю в школе почти так же сильно, как рисование. И меня правда завораживают старые здания. Ты всегда так недоверчиво относишься к женщинам?

Наварр пожал плечами и лег в кровать:

— Скажем так, в силу личного опыта я склонен проявлять осторожность.

— Ты все еще нравишься Катрине, да? Поэтому ты хотел привезти с собой липовую невесту?

— И поэтому тоже. В твоем присутствии она хотя бы не говорит непристойности.

Тоуни было очень неловко.

— Мне завтра нужно будет позвонить…

— Нет, — тут же отрезал Наварр.

— Мне нужно поговорить с бабушкой. Я ей всегда звоню по субботам, и она будет волноваться, если я вдруг пропаду.

Наварр поудобнее устроил голову на подушке:

— Я подумаю.

Тоуни повернулась к нему:

— Да уж, подумай.

Наварр протянул руку и вплел длинные темные пальцы в ее рыжие кудряшки, которые щекотали ему грудь. На мгновение он впился в нее взглядом:

— Не дразни меня…

Грудь ее начала бурно вздыматься от едва сдерживаемой злости. С чего это вдруг он взялся ее отчитывать?

— Я не дразнила!

  20