Из дома священника, внешний вид которого убеждал в том, что прихожане отца Клеменса не отличаются богатством и щедростью, вышли два человека в духовном одеянии. Они медленно подвигались вдоль села, по временам останавливаясь, когда встречные подходили под их благословение. Вскоре последние дома селения остались позади, и они вышли на открытое место, где горный ветер свирепствовал с удвоенной силой.
— Вы бы вернулись, ваше преподобие, — сказал младший священник, плотнее застегивая свое пальто. — Воздух слишком сырой и холодный. Вероятно, опять будет буря.
— Я, во всяком случае, провожу вас до креста, милый Бенедикт, — ответил старший. — С тех пор как вы здесь, я и так слишком избаловался. Недалекая прогулка будет мне даже полезна.
Отец Бенедикт не стал возражать, и несколько минут длилось полное молчание.
— Ах, если бы вам не нужно было ходить ежедневно в часовню! — снова заговорил пастор Клеменс. — Я никак не могу отделаться от какой-то тревоги, когда вы идете туда.
— Почему? — равнодушно спросил отец Бенедикт. — Это совсем недалеко.
— Но дорога опасна. Ведь вы постоянно проходите через ущелье, самое скверное место в горах. Летом еще куда ни шло, а теперь, из-за этих постоянных дождей, почва совсем размыта, ноги скользят. Нет даже уверенности, что мостик, перекинутый через ущелье, уцелел после последней бури.
— Крестьяне всегда проходят по этой тропинке, — возразил отец Бенедикт, — так гораздо ближе.
— Да, но наши крестьяне — другое дело, они родились и выросли здесь. Они крепко держатся на ногах и привыкли преодолевать всякие препятствия. А за вас я всегда тревожусь и только тогда успокаиваюсь, когда вы благополучно возвращаетесь домой.
— Напрасно, отец Клеменс, я тоже твердо стою на ногах и не страдаю головокружением. Нельзя не ходить каждый день в часовню, раз у людей есть привычка молиться там. Я должен удовлетворить их потребность в молитве.
— Но это никоим образом не входит в круг ваших обязанностей, — живо возразил старик. — Я сам, даже когда был молод и здоров, служил обедню в часовне лишь в дни больших праздников, когда собирается много богомольцев.
— Служба в часовне — большое облегчение для верующих, — заметил отец Бенедикт, — особенно для крестьян, разбросанных по отдаленным деревням. Им гораздо удобнее собираться внизу, в часовне, чем подниматься вверх к нам, в нашу церковь. Таким образом они экономят время и силы, необходимые им для работы. У меня же, с тех пор как мне запрещено произносить проповеди, времени более чем достаточно. Впрочем, завтра я в последний раз пойду в часовню.
— Как в последний? — испуганно спросил пастор.
— Вы ведь знаете, что я должен вернуться в монастырь.
— Надеюсь, только на несколько дней?
— Ну, вряд ли меня снова отпустят сюда, — ответил отец Бенедикт, мрачно покачав головой, — я слишком хорошо знаю настоятеля. Та небольшая свобода, которой я пользовался здесь, показалась в монастыре чересчур широкой; настоятель находит, что я злоупотребил ею.
— Вы намекаете на свою последнюю проповедь? Ах, брат мой, брат!.. Мне не хотелось тревожить вас, но должен сознаться, что я очень обеспокоен. Оставайтесь здесь, отец Бенедикт! Сошлитесь на болезнь, на непроходимость дорог, придумайте какой-нибудь другой предлог, но не возвращайтесь в монастырь. Там замышляется что-то дурное. Здесь вы в безопасности. Все население обожает вас и в случае нужды будет защищать до последней капли крови. Пока вы среди нас, никто не отважится причинить вам зло.
— Нет, я должен вернуться! — решительно заявил отец Бенедикт.
— На вас давно смотрят с недоверием, — продолжал убеждать старик, — наш школьный учитель — он мне никогда не нравился, хотя я не могу сказать о нем ничего дурного, так как у меня нет доказательств, — так вот, наш школьный учитель что-то слишком любезно отнесся к вам с первого дня вашего приезда, и это мне кажется чрезвычайно подозрительным. Вы были очень неосторожны: не прятали своих книг и бумаг, и я думаю, что вас не раз обыскивали. Мне тоже было приказано...
Священник остановился и смущенно потупился.
— Вам тоже предложили унизительную роль шпиона? — с горечью спросил отец Бенедикт. — Неприятная обязанность, в особенности если дело касается гостя, живущего в течение нескольких месяцев под вашей кровлей!
— Мои сообщения не принесут вам вреда, — ласково произнес старик. — Пусть меня считают в монастыре слабоумным, ничего не видящим и не слышащим — мне гораздо приятнее потерять в их мнении, чем подвергнуть вас опасности каким-нибудь неосторожным словом.