— Миледи, мы слышали, что часовня замка — истинный шедевр, и отец Ланг был бы не прочь осмотреть ее. A еще нам хотелось бы встретиться с местным священником.
Где найти отца Томаса, Женевьева не знала, но охотно согласилась показать гостям часовню.
В этот вечер ужин стал для Женевьевы сущим испытанием, хотя разговор тек плавно, а гости и хозяева держались дружелюбно. Обаятельный лорд Гиффорд беседовал с Тристаном о подаренном коне, а с Женевьевой — о нарядах, заказанных для будущей королевы. Выяснилось, что лорд Гиффорд — страстный поклонник Чосера. Словом, ей не приходилось скучать. Но она постоянно чувствовала на себе взгляд Гая.
Когда ужин закончился, Тристан предложил перейти в музыкальный салон. Эдвина и Женевьева согласились развлечь гостей, сыграв на арфе и лютне. Когда звуки музыки утихли, Тристан положил руки на плечи Женевьевы, склонился к ее уху и попросил проверить, готовы ли спальни для гостей. Покраснев, она сказала, что все комнаты в западном крыле уже проветрены и убраны, а слуги перенесли туда вещи гостей. Тристан взял ее за руку и, притянув к себе, улыбнулся.
— В таком случае, дорогая, нам пора спать. Господа, прошу нас простить. В последнее время Женевьева быстро устает.
Женевьева вскипела от ярости: он посмел унизить ее при гостях! Но бросить ему ответный вызов она не решилась — Тристан явно что-то задумал.
— Женевьева ждет ребенка, господа, — продолжал он, — и потому чувствует себя неважно.
Гости удивленно переглянулись, а ей захотелось провалиться сквозь землю. Взглянуть на давнего друга она не решалась. Тристан повел ее в спальню, и Женевьева послушно последовала за ним, ничего не видя от гнева.
Когда дверь спальни закрылась за ними, она вырвалась и с ненавистью посмотрела на него.
— Ты сделал это нарочно! Как ты мог? Зачем тебе это понадобилось?
Тристан прислонился спиной к двери, молча выслушал ее и стал раздеваться. Женевьева даже не пыталась унять гнев. Тристан сел, стянул сапоги и чулки и встал, потягиваясь. Женевьева подошла к камину и упала в кресло. Она слышала, как он улегся в постель. В комнате воцарилось напряженное молчание. В тишине слышался лишь треск поленьев в камине. Наконец Тристан проговорил:
— Ложись в постель, Женевьева.
— О, еще бы! Всем уже известно, где я сейчас!
— А разве я сказал неправду?
Она вцепилась пальцами в изогнутые подлокотники кресла. Почему слова Тристана так уязвили ее? Может быть, потому, что сегодня вечером она на краткое время опять стала хозяйкой поместья, знатной леди? Да, Женевьева чувствовала себя дамой, а не наложницей Тристана де ла Тера.
— Женевьева!
Ей хотелось послать его ко всем чертям, но слезы подступили к глазам, и чтобы не расплакаться, она промолчала.
Выждав минуту, Женевьева попросила:
— Тристан, умоляю, оставь меня в покое. Хотя бы сегодня.
Она никак не ожидала, что эти слова так разъярят его. Он вскочил, обнаженный и мощный, и бросился к ней. Схватив Женевьеву за руку, Тристан притянул ее к себе и приподнял над полом.
— Сегодня, миледи? Оставить вас в покое? Чтобы не мешать вам мечтать?
— Тристан, что с тобой? Черт побери, неужели я прошу слишком много?
Он швырнул ее на постель. Она проклинала его и неистово отбивалась, радуясь, что Тристан наг и уязвим. Вскрикнув от боли, он схватил ее за волосы и разорвал платье.
— Тристан! — испугавшись, взмолилась Женевьева. — Тристан, умоляю! Я хочу только сегодня побыть одна! Я не стану сопротивляться…
— Ты уже начала, дорогая, но я заставлю тебя подчиниться. Именно сегодня ты будешь спать здесь, со мной. Я не позволю тебе вспоминать прошлое, былую любовь и мечтать о другом мужчине. Ты…
— Безумец! Ублюдок! — Женевьева отчаянно забилась, но он только сильнее сжал ее ногами. — Я должна была выйти замуж за его лучшего друга — юношу, который погиб и похоронен в часовне! С Гаем мы всегда были только друзьями! Я ни о ком не мечтаю, просто хочу побыть одна — и подумать о том, как хорошо живется в монастыре!
Од вдруг расхохотался:
— Дорогая, там тебе не место. Женевьева, ты просто глупа: Гай пожирает тебя глазами…
— Он помог мне в беде! Он видел, как тяжело я переживала потерю близких! И даже если бы Гай любил меня — что в этом плохого? А вот ты относишься ко мне, как к вещи, как к игрушке! И зачем только ты объявил во всеуслышание, что я жду…