Особенно,... 
73 
– Если девчонка не придет, вернемся обратно? – В голосе Шанкара звучала невольная надежда.
– Нет. Здесь есть где спрятаться. Потом отыщем другой выход.
– А что будем есть?
– Я видел, как с повозки сгружали мешки с гороховой мукой. Сейчас они лежат возле склада. Думаю, пару горстей мы сможем украсть.
Прошли сутки. Если беглецов и искали, то пока не нашли, но и девушка тоже не появлялась. Арун и Шанкар напрасно рисковали, дежуря возле приемной.
Наконец Арун сообщил:
– Кажется, я ее вижу.
– Где?
– Вон там!
Встав в очередь, девушка терпеливо ждала, пока проверят ее горшки с опиумом – обнюхают, осмотрят и взвесят. Получив от учетчика бумагу и выслушав его ответ, она заплакала пуще прежнего, а потом поплелась к выходу. Аруну стало ясно, что она и думать забыла о нем. У нее были свои горести и проблемы. И все же, когда девушка поравнялась со складом, за стеной которой прятались беглецы, Арун негромко окликнул:
– Эй!
Она повернулась, и юноша поманил ее.
– Иди сюда, только осторожно.
К счастью, девушка не удивилась и не испугалась.
– Я принесла вам одежду.
Она развязала узелок. Две курты, два дхоти, ткань для тюрбанов. Одежда была не новой, но чистой, и Арун надеялся, что им с Шанкаром удастся выйти за ворота. Один мог назваться мужем девушки, а второй – ее братом.
Казалось, прошла вечность, прежде чем они очутились за усеянными медными заклепками воротами. Арун зажмурился от ослепившего его солнца. Здесь оно было другим, как и чистый, лишенный опиумных испарений воздух.
Вдали виднелись заросли манговых деревьев и тенистый баньян, от чьих мощных ветвей вниз шли воздушные корни, впоследствии становившиеся новыми стволами. Они подпирали зеленую кровлю, в гуще которой обитали разноголосые птицы.
Вид огромного дерева пробудил в душе Аруна воспоминания о великолепном, широко разросшемся баньяне возле храма в его родной деревне. Мальчишкой он любил забираться на него и смотреть на мир с высоты.
Когда им повстречался небольшой пруд, юноша устремился к нему. Он с такой яростью отмывал опийную грязь, словно хотел содрать с себя кожу. Шанкар последовал его примеру. Девушка осталась за деревьями, и молодые люди надеялись, что она их подождет.
– Не надо, чтобы вас здесь видели, – сказала она, когда они вернулись после купания.
Овеваемая знойным ветром, почерневшая от солнца, она стояла перед ними в выгоревшем сари, медных украшениях на тонких руках, с пыльными босыми ногами. Аруну стало до боли жаль ее.
– Как тебя зовут?
– Приянка.
– Ты нас выручила. Я очень благодарен тебе. К сожалению, пока я не знаю, чем тебе помочь. Прости меня.
Плечи девушки еще больше согнулись. Арун заметил, что ее глаза полны слез.
– Ничего. Я не очень на это надеялась.
У Аруна сжалось сердце.
– Прошу тебя, не плачь!
Она вытерла глаза тыльной стороной ладони.
– Половину собранного мною урожая отправили в брак. Мне ни за что не выполнить условия контракта!
– Они наверняка тебя обманули! – не выдержал Шанкар.
Приянка пожала плечами.
– Теперь все равно. Они отберут у меня и дом, и поле.
– У тебя есть родственники? Где-то в другом месте?
– Есть. В Варанаси. Но я не могу прийти к ним ни с чем – они и сами не богаты.
В голову Аруна пришла неожиданная мысль.
– А что было в бумажке, которую дал тебе учетчик?
Разжав кулак, Приянка показала скомканный листок. Арун взял его, расправил и внимательно рассмотрел. Внезапно юноша вспомнил давнюю историю о том, как он написал себе рекомендацию от имени Флоры Клайв.
– Надо переписать ее. Тогда ты получишь деньги!
– Никто в деревне не умеет писать. По соседству есть писарь, но он ни за что не согласится, даже за плату, и обязательно проболтается.
– Я сам перепишу, если удастся достать бумагу, перья и чернила. У меня еще остались деньги.
– Я не знаю, продается ли все это в лавке, – испуганно произнесла девушка.
– Наверняка. Веди нас к себе домой. Любопытным в деревне скажем, что мы родственники, приехавшие за тобой из Варанаси. Но сперва зайдем к цирюльнику, – решил Арун, надеясь обрести хотя бы некое подобие привычного облика.
Приянка жила в хижине с земляным полом, кое-где прикрытым соломенными циновками. Утварь была старой, и бедность выглядывала буквально из всех углов. Было ясно, что жизнь одинокой девушки совершенно беспросветна.
Как ни были голодны молодые люди, они не позволили ей поделиться с ними горсточкой риса и парой черствых лепешек.
73 
