– Не стану потчевать вас индийской едой – к ней надо привыкнуть. В последнее время я тоже предпочитаю европейскую кухню. Надеюсь, вы ничего не покупали на улице?
– Нет.
– Это хорошо. Будьте осторожны. Вместе с тем мне бы хотелось, чтобы вы получше узнали Индию. Невозможно жить в этой стране и не соприкасаться с ее обычаями и культурой.
Флора принялась рассказывать обо всем понемногу – о религии индийцев, о кастах, о положении в стране, и Грейс жадно слушала. Когда речь зашла о том, что основной доход миссис Клайв получает от продажи произведенного на фабрике опия, девушка напряглась: она слышала, что это ужасное зелье.
Заметив реакцию племянницы, Флора пояснила:
– На самом деле опий в основном используется в медицине, для изготовления лекарств. Во многих случаях без него пришлось бы плохо.
– Вы сами управляете фабрикой?
Флора рассмеялась сухим отрывистым безрадостным смехом.
– Конечно нет. Я там даже не бываю. На фабрике огромный штат специально обученных людей. Это механизм, обеспечивающий нашу жизнь; если какой-то из его винтиков сломается, его легко заменить другим.
Грейс заметила, что тетка совершенно не интересуется ее жизнью в Лондоне, не спрашивает, ни от чего умерла ее мать, ни кем был ее отец. Впрочем, возможно, по каким-то причинам ей было не до этого.
– У меня был тяжелый день, – заметила Флора, словно подтверждая мысли племянницы, – и твой приезд несколько скрасил его. Я сумела отвлечься. Не беспокойся, завтра я приглашу портниху – закажем для тебя платья. Ты получишь все, что тебе нужно.
Грейс смутилась.
– Мне не надо ничего особенного, просто…
– Совсем недавно мне пришла в голову мысль заняться благотворительностью, – перебила Флора. – Собственно, я и прежде отдавала распоряжения о пожертвованиях, но теперь хочу полностью взять это дело в свои руки. Вижу, ты выросла в бедности, и именно потому можешь оказаться полезной: ведь ты не понаслышке знаешь, что такое быть обездоленным и голодным. К тому же у тебя появится возможность войти в местное общество и произвести хорошее впечатление. А еще тебе не придется терзаться мыслью, что ты даром ешь мой хлеб.
– Я с радостью помогу вам, тетя! – промолвила девушка, впервые называя ее этим словом.
– Хорошо, Грейс, – ответила Флора и накрыла ее ладонь своей восковой рукой.
– Я все думаю о том бедняге, что утонул в баке! – признался Шанкар, задыхаясь от запаха взбаламученного сырца. – При мне такого еще не случалось!
– То же самое будет с нами, если мы здесь останемся, – сказал Арун, топчась в темном месиве. Однообразные движения стали настолько привычными, что он мог не задумываться о них.
– Я уже говорил тебе, что мне нельзя бежать: я беспокоюсь за своих родных, – вздохнул Шанкар. – Меня станут искать, чтобы бросить в долговую тюрьму, а имущество семьи распродадут. К тому же я не верю, что незнакомая девушка согласится помочь нам. С какой стати?
– Главное – вырваться на свободу, а там мы что-нибудь придумаем, – возразил Арун.
– Мой случай тем и отличается от твоего, что для меня нигде нет свободы.
Кого-то огрели палкой, и эхо пронзительного вопля разнеслось по огромному, как гималайская пещера, зданию. Если человек кричит, у него еще есть силы; зачастую рабочие принимали удары молча или всего лишь тихо постанывали.
– Долго мы не протянем, – сказал Арун, думая о скудной, по большей части испорченной пище, затхлой воде и отупляющей работе, а после паузы спросил: – Так ты согласен притвориться больным?
Лицо Шанкара посерело.
– А если доктор нас выдаст? Или охрана что-то заметит? Нас же забьют латхи![80]
– Надо попытаться, – упрямо произнес Арун и стиснул зубы.
Почтенный Тиндал Бхайни не отказался от второй рупии.
– Чтобы это было в последний раз! – прошипел он.
– Надеюсь, что в последний, – сказал Арун.
Как выяснилось, Шанкар не представлял размеров фабрики и высоты ее зданий, потому что прежде постоянно смотрел лишь себе под ноги. Теперь, когда они выбрались из барака, он увидел и цеха, такие высокие, что кружилась голова, и ряды складов, и бесконечную каменную полосу ограды.
– Значит, все это принадлежит ей? Твоей бывшей хозяйке? – потрясенно прошептал Шанкар.
– Да.
– Ты ее ненавидишь?
Арун задумался. Случались моменты, когда Флора вызывала в нем не злобу, а презрительную жалость.
– Она дала мне шанс понять, что даже те, кто, казалось, имеет над нами абсолютную власть, способны нам завидовать.