Сита попала в приют совсем недавно. Понимая, что навсегда разлучилась с близкими, девушка часто плакала. Вспоминала родную деревню, хижину с плоской крышей, на которой сушились кизяки – круглые лепешки, приготовленные из коровьего помета, перемешанного с соломой и водой. Воскрешала в воображении посиделки у колодца, где перемывались косточки каждого жителя деревни, от младенцев до старцев.
Казалось, не прошло и мгновения с тех пор, как она тонула в свисающих длинными гирляндами цветах, и украшения покрывали ее тело во всех местах, на которые их только можно было надеть и прицепить, а солнце ослепительно сверкало на золотом шитье ее свадебного сари. Она сидела в позе лотоса, расправив широкие складки алого одеяния так, чтобы оно раскинулось широким веером, и смотрела на своего супруга сквозь полуопущенные ресницы.
Муж Ситы был таким же юным, как и она, и девушка радовалась этому браку. А потом его укусила змея, и кто-то словно стер из жизни Ситы яркую радостную картинку, заменив ее пустым серым полотном. Оказалось, она беременна, потому ей сохранили жизнь. Но позже – вероятно, от всего пережитого – плод покинул ее тело, и Ситу отправили в обитель скорби.
Она долго присматривалась и прислушивалась к тому, что творится в приюте, попутно размышляя о судьбе незнакомки Ратны. Их одиночество было разным, но одинаково жестоким по своей сути.
Сита помнила, как ее привели в комнату, где лежала некогда красивая, а теперь страшно изможденная молодая женщина. На ее ноге было кольцо с цепью, другой конец которой крепился к стене. Сунита сказала, что эта вдова совершила страшное преступление. Теперь Сита знала, что молодая женщина осмелилась полюбить.
Набравшись храбрости, Сита как бы между прочим спросила у одной из приближенных к Суните вдов:
– Та женщина, что прикована к стене в одной из дальних комнат, еще жива?
– А тебе зачем знать?
– Просто я думала, может, ее не кормят?
Не выдержав, вдова ответила:
– Кормят, но только на той еде долго не протянешь. К тому же там сыро. Она давно и безнадежно больна. Вот, кстати, отнеси ей это. Заодно и посмотришь, как там она.
Сита радостно схватила поднос, на котором был только пури[73] и чашка с водой.
Затворница лежала на спине. Печать горя и отчаяния на ее исхудалом лице сменилась чем-то более страшным – печальным равнодушием и близостью к тому, что сокрыто за гранью земного мира.
Поставив тхали на пол, Сита осторожно потрясла молодую женщину за плечо.
– Очнись! Мне надо с тобой поговорить.
Длинные ресницы встрепенулись, веки медленно приподнялись, и обведенные темными кругами бездонные глаза уставились на Ситу.
– Тебя зовут Сона?
Губы молодой женщины казались непослушными, онемелыми, а каждое слово – тяжелым как камень.
– Да.
– О тебе спрашивала одна девушка. Ее зовут Ратна.
– Где она?
Сита на мгновение задумалась, а потом ответила:
– На свободе.
– Я прогнала ее. Как она меня нашла?
– Не знаю.
– Арун с ней?
– Кто это?
– Мой муж.
– Нет, она была одна.
– Передай Ратне, что я умираю. Пусть простит меня. Попроси ее отыскать Аруна и рассказать ему о моей смерти.
Когда Ратна в очередной раз спустилась к Гангу, Сита сама подошла к ней и взволнованно произнесла:
– Я видела твою подругу. Она просит у тебя прощения. Она очень плоха. Боюсь, скоро умрет!
Ратна сжала кулаки. Как вызволить Сону из приюта?! Конечно, она могла бы попытаться проникнуть туда, надев белое сари, а перед этим взять у садовника молоток, чтобы разбить цепь. Но как вывести пленницу наружу? И даже если удастся это сделать, за ними снарядят погоню. Вдвоем им не справиться. Нужен помощник. Мужчина. Джей, чье имя означает «победа». Подумав об этом, Ратна сказала Сите:
– Передай Соне, что она не умрет. Клянусь, она непременно увидит свое «восходящее солнце»!
Глава XIII
Прежде Арун никогда не видел опийной фабрики, хотя много слышал о том, что крестьян заставляют сеять и выращивать мак. То была тяжелейшая и неблагодарная работа. Мак требовал беспрестанного удобрения и полива, а чтобы получить каплю сырья, приходилось кропотливо и тщательно выскребать коробочки.
Выращивая мак вместо чечевицы, риса и овощей, крестьяне терпели большой убыток, но никто не смел ослушаться белых агентов, заставлявших местное население подписывать контракт с фабрикой, куда они были обязаны сдавать урожай.