Ни Сона, ни Ратна не задумывались о том, надолго ли они задержатся в Канпуре, но однажды вечером, наслаждаясь ароматным чаем, который подала жена, Арун сказал:
– В армии что-то назревает, я имею в виду индийцев. Многие ангрезы беспокоятся за судьбу своих семей.
– Откуда ты знаешь? – спросила Ратна.
Арун улыбнулся.
– Распахивая двери перед высшими военными чинами, вынося пепельницы и подавая чай, можно многое услышать, особенно если делать вид, что ничего не понимаешь.
– Нам угрожает опасность? – промолвила Сона, присаживаясь на циновку.
– Просто я думаю, что, если начнутся волнения, нам придется держаться англичан.
Женщины понимали, что имеет в виду Арун. Своим бегством из приюта – а Сона еще и повторным браком – они навсегда провели черту между собой и единоверцами.
– Чем недовольны сипаи? – резко произнесла Ратна. – Они одеты, обуты, сыты и даже вооружены.
– Англичане не желают вникать в обычаи, а тем более религиозные чувства индийцев. Зачастую они творят жестокости, которым нет оправдания. А сипаи… Им уже мало того, что у них есть. Сейчас нет войны, значит, нет повышения по службе и военной добычи. К тому же есть князья, которые хотят вернуть себе власть, отнятую белыми.
Сказав это, Арун вспомнил родную деревню, скудный урожай, который крестьяне были вынуждены почти даром отдавать скупщикам, непомерные налоги, лишившие население возможности покупать прежде всего соль[48], что приводило к болезням и смерти.
Женщины внимательно и с волнением слушали о важных вещах, на их взгляд, до конца понятных только мужчинам, а потом Арун осторожно произнес:
– Ратна… Я узнал, где живет жена Амита со своими родителями и твоей дочерью.
Девушка быстро вскинула голову – ее взгляд обжигал.
– Я хочу видеть Анилу!
– Мы можем попытаться сделать это, но незаметно, издалека. Не стоит врываться к ним в дом и требовать вернуть ребенка. Надо действовать по-другому. Подать в суд, и пусть он решает, кому принадлежит Анила.
– А если мне откажут?
– У нас все равно нет другого выхода. Амит – сипай, и, если ты выкрадешь девочку, в суд подаст он. Тогда против нас будут не только индийцы, но и англичане.
– Когда мы пойдем туда?
– Завтра вечером. Ты и я. Сона пусть останется дома.
Последняя согласно кивнула, хотя была вовсе не против пойти вместе с ними. Но она не считала возможным перечить мужу.
На следующий день Ратна выглядела куда более оживленной, чем обычно. Собираясь на работу, она надела яркое сари и красиво причесалась.
Потом они с Аруном вышли из дома и направились по освещенной солнцем улице. Они шли рядом, о чем-то разговаривая, и Сона услышала, как Ратна засмеялась. Молодая женщина не могла разобрать слов, и это ее задело.
Вернувшись в дом, Сона села и задумалась. Переступая порог, Арун и Ратна словно оставляли ее в другом мире. Они вели себя так, будто их что-то связывало, и общались совершенно запросто. Но они не были братом и сестрой, они назвались так для удобства, да еще для того, чтобы соблюсти приличия.
Подумав о приличиях, Сона испытала крайне неприятное чувство. Молодая женщина вспомнила рассказ Ратны о том, как та отдалась младшему сыну своего супруга. Такое поведение считалось неслыханно развратным – в этом Амит, без сомнения, был прав.
Соне казалось, что Арун чаще обращается не к ней, а к Ратне. А тем временем она, его супруга, подает на стол и убирает за ними, поскольку они оба вернулись с работы и, стало быть, устали.
Сона понимала, что ее муж хочет, чтобы они переняли английские порядки, и все же… где это видано, чтобы брахман-ка прислуживала шудре! Разумеется, низшие касты могут принимать пищу из рук высших, а никак не наоборот, но ни одна шудра не посмеет есть вместе с брахманами! Если у Ратны нет препятствий даже к этому, то она способна презреть и все остальное. Например, заигрывать с чужим мужем, тем более что сейчас у нее нет своего мужчины.
Когда вечером Арун и Ратна собрались уходить вдвоем, Сона сделала вид, что воспринимает это как должное, хотя на самом деле ее душу терзали обида и ревность.
Жилье родителей Кумари стояло в окружении деревьев амалташ, усыпанных ярко-красными цветами, напоминавшими алые языки или ожившие признания в любви. Дом был покрыт обычной тростниковой крышей, зато имел два этажа. Высокая ограда не позволяла заглянуть во двор и увидеть, что происходит внутри.
Арун предполагал, что обитателей дома предупредили о том, что к ним могут нагрянуть незваные гости, а потому не рискнул постучаться в калитку. Они с Ратной смогли увидеть Кумари только на третий вечер, когда женщина с корзинкой в руках вышла из дома и медленно двинулась по улице.