– Мой приговор будет таким же. При аресте я убил нескольких англичан, так что мне не миновать смерти, – сказал Санджит.
Арун был поражен услышанным: этот раджпут был истинным воином!
Приближалось утро. Скоро послышится тяжелый металлический скрежет, а затем – лязг отпираемых дверей, громкая ругань надзирателей и приглушенный гул голосов заключенных, в котором невозможно разобрать отдельных слов.
Арун принялся потихоньку точить пластинку, рискуя привлечь внимание коридорного надзирателя странным шуршанием. Молодой человек понимал, что он нужен соседу постольку-поскольку, если нужен вообще. Он боялся выдать свой план, потому что Санджит вполне мог воспользоваться им в одиночку.
Через несколько дней, когда все было готово, Санджит сказал:
– Теперь надо дождаться ненастной ночи.
Арун подумал о муссонах – воистину божьем даре, когда льющиеся с небес потоки воды поили изнывающую от жажды землю и все живое на ней. Прежде он, как и другие индийцы, с радостью встречал это время, но теперь вспоминал, что в период дождей погибла Сона.
Ливень начался тогда, когда должен был начаться, и, слушая стук капель по крыше, вдыхая врывавшийся в оконце прохладный воздух, Арун думал о единственном оставшемся у него желании: не доставить Флоре Клайв удовольствия осознать, что он окончательно повержен. Хотя чаще всего ему казалось, что это действительно так.
Когда наступил вечер и он увидел в зарешеченном окне мятущееся небо, у него то ли от страха, то ли от ожидания перемен перехватило дыхание.
Санджит сказал Аруну, что надо делать. И хотя дальше им предстояло действовать вместе, выйти из камеры он должен был сам. В этом ему никто не мог помочь, и молодой человек надеялся, что на этот раз он сумеет справиться.
Когда раздался грохот отпираемого засова, Арун напрягся, сжав в руке кусок жести. Раздавая ужин, надзиратели заодно проверяли, все ли в порядке в камере.
За месяцы заключения Арун зарекомендовал себя как достаточно смирный заключенный, потому надзиратель не проявлял особой бдительности. Мысленно померявшись с ним силами, молодой человек пришел к неутешительным выводам. Арун был полон сомнений: даже если удастся выбраться в коридор, здесь слишком много дверей, слишком много решеток и сторожей! Вместе с тем он убеждал себя, что следует попытаться, в противном случае его жизнь не будет иметь никакой цены.
Когда надзиратель поставил на пол миску с баландой и для порядка осмотрелся по сторонам, Арун набросился на него и схватил за шею. Это была не тонкая старушечья шея Флоры Клайв, а шея крупного, сильного мужчины, и все же Арун не позволил себе разжать руки, а как можно увереннее прижал к коже надзирателя острие жестянки.
– Дай мне выйти отсюда, иначе я тебя зарежу.
Возможно, сыграла роль внезапность нападения, и у него все получилось. Выскочив в коридор и заперев дверь, Арун встретил Санджита. Вероятно, тот хорошо знал план тюрьмы, потому что, не мешкая ни секунды, устремился вперед.
Из-за ненастья большинство охранников сидело по своим углам. На вышках тоже было тихо. С ближайшей стены свисала веревка, по которой им предстояло забраться наверх.
– Давай! – сказал Санджит. – Сначала я, потом ты.
Арун невольно отступил.
– Я не смогу!
– Тогда оставайся здесь.
Впоследствии Арун с трудом мог воспроизвести, как ему удалось сделать то, чего он никогда прежде не делал. Он помнил только, что дождь хлестал так, что было невозможно вдохнуть, помнил предательское натяжение готовой оборваться веревки и собственный страх, липкий и неотступный.
Санджит ждал снаружи. Вдвоем они обогнули стену. Навстречу из темноты выступили какие-то люди, они держали в поводу оседланных лошадей.
– Верхом ездить умеешь? – спросил Аруна Санджит.
– Нет.
– Тогда садись сзади и держись за меня.
Они летели вперед, будто на крыльях, несмотря на ураганный ветер и тьму. Арун различал толпу всадников, сопровождавших Санджита, и именно тогда ему впервые пришло в голову, что на самом деле его спутник гораздо могущественнее, чем казалось на первый взгляд.
Когда Арун почти потерял силы, они добрались до какой-то деревни. Санджит привел его в чью-то хижину; стянув с себя ненавистную тюремную одежду, Арун рухнул на циновку и погрузился в мертвый сон.
Он столь внезапно очнулся, что ему почудилось, будто его откуда-то вырвали. Должно быть, он проспал очень долго, потому что чувствовал себя отдохнувшим. Молодой человек обрадовался, увидев возле изголовья полосу чистой ткани, и, обмотавшись дхоти, вышел из хижины.