Особенно,... 
107 
– Я пошутила. Я не намерена удерживать Грейс в Индии. Она вправе поехать туда, куда пожелает.
Джейсон молчал, обдумывая ситуацию. Впрочем, он размышлял обо всем этом уже давно. Непростительно давно.
Он вновь вспомнил Ратну с ее знойной красотой и тайной преданностью во взоре. Он не выдержал изнурительной борьбы с самим собой и все еще думал о ней. Оковы этих безнадежных, наверняка ошибочных отношений оказались слишком крепкими.
Флора угадала его мысли.
– До меня дошли слухи, что у вас была связь с индианкой.
Джейсон посмотрел ей в глаза, а потом вспомнил о шрамах на своих ладонях. Он никому не рассказывал об этих метках, как и о старых ранах в сердце, все еще продолжавших ныть.
– Это правда.
Флора усмехнулась.
– Понимаю… Обычная интрижка молодого белого мужчины, который…
– Я не назвал бы это интрижкой.
Старуха выдержала паузу.
– Надеюсь, эти отношения в прошлом?
– Да.
Джейсон вложил в свой короткий ответ очень многое, но Флора Клайв услышала только то, что ожидала и хотела услышать.
В комнату вошла Грейс с подносом в руках. На ней было платье из солнечно-желтой тафты, выглядевшее празднично и ярко, но лицо девушки казалось осунувшимся и бледным. В эту минуту Джейсону почудилось, что она никогда не сравнится с Ратной ни красотой, ни живостью.
Спустя две недели Грейс Уоринг отправила своей подруге очередное письмо.
«Дорогая Эйприл! Свершилось то, на что я втайне надеялась, о чем давно мечтала: я выхожу замуж. Мы уже разослали приглашения. Я не думала устраивать пышное торжество, Джей-сон – тоже, но тетя настаивает.
К слову, я узнала сногсшибательный секрет своей тетушки, но не рискую об этом писать, а лишь намекну: Флора Клайв не совсем та, за кого себя выдает. Нет-нет, она в самом деле богата и пользуется уважением в обществе, но у нее есть свои тайные пороки. Потому я вдвойне рада, что, став женой Джейсона Блэйда, смогу избавиться от теткиной опеки. Возможно, мы, как я уже писала, вернемся в Лондон. Если это случится, уверяю, дорогая Эйприл, тебе больше не придется искать место гувернантки или горничной.
Итак, у нас будет обитый яркой тканью свадебный шатер, куча цветочных гирлянд, блюда английской и индийской кухни, танцовщики, музыканты и множество гостей. Мы с Джейсоном проедем по улицам на лошадях, чьи хвосты и гривы будут украшены лентами (тетя предлагала слонов, но я сочла, что это уж слишком!), под дождем из розовых лепестков!
Свой брачный наряд я пока держу в секрете от жениха. Это не совсем обычное платье из знаменитого местного шелка, вышитое золотыми и серебряными нитями, в котором я надеюсь выглядеть настоящей принцессой. У меня будет специальное украшение для волос – цепочка с медальоном, проходящая через пробор в центре головы, золотое ожерелье и серьги.
После свадьбы я все подробно тебе опишу. По-моему, я наконец стала получать удовольствие от того, что богата! Думаю, моя бедная мама порадовалась бы, увидев все это! Никто не ожидал, что в моей жизни возможно такое.
Надеюсь, я буду счастлива с Джейсоном. Он написал своей матери о предстоящей свадьбе, но едва ли она сможет приехать, так что со свекровью мы увидимся в Лондоне. По правде говоря, я немного трушу; мне кажется, Патриция Блэйд – настоящая английская леди, но тетя уверяет, что ее сердце дрогнет, как только она меня увидит (и узнает, сколько я стою).
Мой жених держится довольно сдержанно (признаюсь тебе, что мы даже ни разу не целовались!), но это в его характере. К тому же, думаю, он переживает из-за того, что у него нет денег. Но уверяю тебя, он обладает чем-то более важным, и это признает даже Флора Клайв, а она, насколько мне известно, больше всего верит именно во власть золота.
Пожалуйста, порадуйся за меня, дорогая Эйприл, а я помолюсь о том, чтобы тебе тоже улыбнулось счастье.
Твоя Грейс Уоринг (без пяти минут миссис Блэйд)»
Глава XXIII
Тюрьму опоясывали высокие каменные стены. Внутри были унылые коробки зданий с железными дверями и решетчатыми окнами, дворы, где гуляли заключенные и где совершались казни.
Аруна посадили в отдельную камеру, расположенную в верхнем этаже, под железной крышей. Здесь не было отсыревших склизких стен и влажной соломы, зато за день помещение нагревалось так, что напоминало раскаленную печь. На прогулки его не водили. Окошко было слишком высоко, и узник мог видеть в него лишь крохотный кусочек неба.
Умываться заключенным не полагалось. Раз в день из камеры выносили отхожее ведро, дважды подавали узникам пищу. Утром это была отвратительная на вкус чапати с кружкой чайной бурды, вечером – похлебка, в которой плавали очистки, или каша, сваренная непонятно из чего. Тюремщики были мрачны и не отвечали на вопросы, потому Арун не знал, что его ждет.
107 
