Особенно,... 
136 
Марк почувствовал, как его душа погружается в непроглядный мрак.
— Клянусь всем, что есть святого на свете, тот, кто сделал это, поплатится за все свои злодеяния.
— Если ты имеешь в виду Нерона, то он непременно будет наказан за все наши страдания. Но ты не должен убиваться по своему старому приятелю, он прожил долгую жизнь, и время его истекло. Зачем ты принимаешь его смерть так близко к сердцу? Такое ведь случается каждый день. А сейчас посмотри на меня, — Изодор протянул костлявую руку сквозь прутья решетки и повернул голову Марка к тусклому свету факела, который держал в руке стоявший рядом тюремщик. — О, я знаю тебя! Скажи, не тебе ли было предречено, что однажды судьба всей страны окажется в твоих руках?
Несмотря на свое глубокое горе, Марк был поражен словами Изодора, никто кроме его отца не мог знать об этом пророчестве, потому что все, кто были с ним тогда в далекой Германии, уже умерли.
— Откуда ты знаешь об этом?
— Знаю и все. Береги себя и живи подольше. В тебе оживает наше прошлое, — Изодор придвинулся поближе к прутьям решетки, он произносил теперь свои слова нараспев, и они звучали как баллада. — Ты принадлежишь не нашему времени, а явился к нам из золотого века Сатурна, потому ты будешь всегда проклятием для правителей и власть имущих. Твоя судьба уведет тебя в край, где господствует Северный ветер. Твой бог — Дионис, несущий свободу, — и тут неожиданно философ попросил Марка об одолжении таким тоном, каким просят кусочек яблока. — Не согласишься ли ты позаботиться о моих учениках?
— Учениках? — удивленно переспросил Марк. Он едва мог поверить, что Изодор оказывал ему такую высокую честь, доверяя его заботе своих последователей. — Я был бы счастлив, но…
— Около тридцати из них вынуждены сейчас прятаться и скрываться. Им нужен покровитель, человек, который мог бы предоставить им убежище, умел бы подбодрить их и уберечь от гибели.
— Но… я никогда не был одним из твоих последователей. Я сам сейчас не знаю, во что и кому верю.
— Это неважно. Нрав и душа человека имеют большее значение, чем то, во что он верит. Мои ученики тоже не знают, во что они верят, — с этими словами Изодор снял со своего пальца кольцо. — Хотя ты еще не подозреваешь об этом, но ты уже превратился из человека, который ищет убежище, в человека, который дает убежище другим. Возьми это кольцо, чтобы мои ученики поняли, чью волю ты исполняешь.
— Настанет день, и я, возможно, прокляну или, напротив, возблагодарю богов за данное тобой поручение, — произнес Марк. Затем он вытащил из-под одежды кинжал с рукоятью, изящно вырезанной из слоновой кости, и вложил его в руку Изодора. Сначала философ не хотел брать оружие, но Марк настаивал.
— Возьми его, — говорил он. Такая смерть лучше, чем клыки свирепых псов.
— Ты не понимаешь, что такое смерть, — возразил философ и, наконец, со спокойствием, похожим на равнодушие, взял кинжал. — И все же я благословляю тебя за твою доброту.
На рассвете следующего дня Нерон распорядился изъять все рукописные копии с трудов Изодора из книжных лавок, библиотек и даже частных домов, обыскав их. Затем сочинения философа были публично сожжены на Старом Форуме. После этого началось представление, открывающее игры. Знатные молодые люди из сословий всадников и сенаторов были усажены рядом с ложей Императора, так что Нерон мог сам наблюдать за реакцией молодежи на тот кровавый урок, который он хотел преподать ей. Они должны были воочию увидеть судьбу тех несчастных, кто пытается сбить других с истинного пути.
Когда жертвы вышли из загона на арену, Марк с ужасом увидел, что Изодор не воспользовался кинжалом — хотя, похоже, это сделала половика пленников, чем привела в отчаянье стражу, которая на рассвете обнаружила их трупы. Тело Изодора было обнажено, только бедра прикрывала неширокая повязка, руки философа были крепко связаны за спиной. Марк заставил себя смотреть на все происходящее, потому что отворачиваться от арены считалось в обществе верхом неприличия и было чревато самыми серьезными последствиями. Один из торговцев животными с хлыстом в руках поднял решетку клетки, и оттуда выскочили десять изголодавшихся собак.
Кровавая сцена навсегда запечатлелась в памяти Марка: тощий бледный Изодор, на лице которого читались ужас и отвращение к обезумевшим псам, и сами псы — клубки грязной свалявшейся шерсти, с выступившей кровавой пеной на мордах, молниеносным движением в одном прыжке кинувшиеся на хрупкого, почти бесплотного старика.
136 
