Особенно,... 
129 
После того как вся захваченная добыча была сожжена, чтобы поддержать огонь в костре, туда начали подбрасывать бревна и разрубленные римские повозки. Люди говорили: этот огонь обладает такой магической мощью, что каждый, кого обдали потоки жара, исходящие от костра, излечится от любой хвори и недуга, будь то гнойный нарыв или сильный изматывающий кашель; а бесплодные женщины, которые будут всю ночь танцевать вокруг костра, понесут уже в течение этого года.
«Вот он, восторг, который вселяет в нас свершившаяся месть, — думала Ауриана, глядя на воодушевление своих ликующих соплеменников. — Великая дикая кошка, которая стережет и охраняет наши души, улыбается сейчас и, довольная, лижет свои лапы. Солнце любит нас, луна делает наше лоно плодоносным».
Но Ауриана никак не могла отделаться от горького привкуса, которым отдавал вкус победы — совершенно неожиданно для нее. У нее было такое ощущение, будто, пока они торжествуют и празднуют свою победу, по их следу крадется злая, притаившаяся до поры до времени сила. Похоже, никто не разделял ее опасений. Хоть тревога, казалось, витала в самом воздухе праздника. Может быть, это происходило оттого, что Одберт был жив и оставался на свободе. Ауриана сердцем чувствовала: все идет не так, как надо.
Через четыре дня после разгрома войска Видо, хатты увидели со своего холма, как небольшой отряд римлян вошел в разоренную крепость. На таком расстоянии люди казались маленькими, словно муравьи, они старательно собирали своих павших воинов для погребального костра. Ауриана слышала, как ее соплеменники смеялись и называли римлян трусами и рабами.
После победоносной битвы Ауриана видела Деция всего лишь один раз. Она устроила все так, чтобы он тайно вернулся в деревню до возвращения туда хаттского войска, в качестве проводника она дала Децию раба из местных уроженцев. Когда она пришла попрощаться со своим другом, он рассказал ей о шпионе, который стал свидетелем их неосторожного поцелуя. Деций спросил с тревогой, что произойдет с ней, если ее обвинят в позорных сношениях с чужеземцем.
— Ничего, пока жив Бальдемар; никто не осмелится причинить мне вред, даже Гейзару не удастся сделать это. Мой отец всегда превыше всего почитал свой собственный закон — даже в ущерб священным заповедям. Но если… если…
— Бальдемар умрет.
— Да. Тогда уж Гейзар наверняка добьется того, чтобы я предстала перед народным собранием, и оно приговорило меня к смерти.
— Приговорило к смерти… Другими словами, тебя утопят в болоте?
— Это будет неизбежная и необходимая мера для того, чтобы предотвратить распространение зла, которое может оказаться заразительным и перекинуться на все племя. Такова одна из наших священных заповедей.
— Да, меры предосторожности здешних дикарей просто трогают меня до слез. Какое человеколюбие! В таком случае, моя маленькая голубка, ты должна попросить отца, чтобы он жил, как можно, дольше.
— Деций, пожалуйста, перестань смеяться над нами!
На следующий день войско было распущено по домам, и воины поспешили в свои усадьбы, надеясь вернуться к празднику урожая. Бальдемар мог уже путешествовать верхом, но малыми переходами и на лошадях, двигающихся неспешным шагом. Так началось их с Аурианой изматывающее очень медленное путешествие домой.
Они едва тронулись в путь, когда их нагнал один из гонцов Бальдемара, юноша, прискакавший галопом с севера и пустившийся по следу вождя, после того как не застал его в лагере. Он был очень бледен и падал от усталости и недосыпания. Он так спешил, что уже загнал одну лошадь. «Множество усадеб и домов хаттов-земледельцев было разграблено и сожжено отрядами херусков, — сообщил он. — Это произошло на северных окраинах хаттских земель, откуда теперь хлынул поток беженцев, спасающихся от устроенной херусками резни».
Бальдемар давно уже опасался, что херуски — эти извечные враги хаттов, жившие далеко на севере, — могут воспользоваться его длительным отсутствием. Он тут же приказал Витгерну во главе отряда из пятисот воинов спешным порядком скакать на север, чтобы попытаться застать врага врасплох и поквитаться с ним.
Когда отряд собрался в путь, воины стали требовать, чтобы Ауриана отправилась вместе с ними. Бальдемар наотрез отказался выполнить их требование.
Но призывные крики: «Дочь Ясеня! Веди нас к победе!» становились все более настойчивыми. Ауриана была их живым талисманом, живым оберегом, и воины могли выйти из подчинения, придя в бешенство от того, что Бальдемар лишает их ее покровительства.
129 
