Большинство союзников Видо — кто верхом, кто пешком — спаслось бегством через Восточные ворота крепости. Найдя клетки, где содержались пленники, Ауриана и Торгильд начали в отчаянной надежде открывать их, разыскивая Витгерна.
Они нашли его как раз вовремя: сразу же как только Торгильд вытащил Витгерна из большой плетеной клетки, она занялась огнем. Ауриана, видя, что Витгерн жив и здоров, приветствовала его радостным криком.
Витгерн достаточно хорошо знал лагерь, чтобы сразу же догадаться, где в это время может быть Видо. Прихрамывая, он торопливо повел сторонников Бальдемара мимо полыхающих ярким огнем шатров римлян к конюшням, где содержались лошади римской конницы. Здесь-то они, наконец, и наткнулись на Видо с Одбертом.
Видо с черным от бешенства лицом садился в этот момент на лошадь, испуганно косящую диким взглядом. Он был, по-видимому, в полном отчаяньи и, бросая вокруг яростные взоры, отдавал отрывистые приказания своим людям. Куний плащ сполз с одного плеча, затрудняя его движения, но Видо не замечал этого.
Одберт казался более собранным и хладнокровным, что само по себе было удивительным. Его взгляд выражал полное презрение к окружающим и самодовольство, как будто он сыграл со всеми злую шутку и теперь в душе потешается над окружающими. Статный жеребец, на котором сидел Одберт, своей горделивой осанкой и неодобрительным пофыркиванием, казалось поддерживал седока в его презрительном отношении к ближним.
Обе лошади уже тронулись медленным шагом, впереди ехал Одберт. Упряжь лошадей была украшена серебряными накладками, чепраки — усыпаны драгоценными каменьями, которые сверкали в первых лучах солнца, дразня завистливые взгляды. Позади седоков через крупы лошадей были перекинуты мешки, набитые разным добром. Видо и его сын могли не опасаться нищеты с такой поклажей. Соратники Видо, будто свора верных псов, окружали его плотной толпой, — с одной стороны, защищая от нагрянувших воинов Бальдемара, а с другой, затрудняя его продвижение; отец и сын направлялись к Восточным воротам.
Воины Бальдемара врезались в толпу противника, соперничая друг с другом за право первым пробиться к Видо и стащить его с лошади. Каждый знал, что такой подвиг будут воспевать в своих песнях внуки и правнуки. Видо и Одберт низко пригнули головы, а находящиеся рядом с ними соратники прикрыли их щитами, защищая своих вождей от копий и дротиков воинов Бальдемара. Ауриана хорошо понимала, что если этих двоих не захватить в плен немедленно, то им удастся улизнуть от расплаты.
Пробиваясь к Видо сквозь гущу народа, Ауриана слышала, как тот кричал:
— Я их поджарю живьем!
Девушка поняла, что эта жестокая угроза относится к часовым, которые сплоховали в трудную минуту. В Видо летели десятки копий, но их отражали щиты его верных соратников. Ауриана заметила, что большинство ее воинов метят именно в Видо, а не в Одберта, и в памяти девушки неожиданно зазвучали предостерегающие слова Бальдемара: «Если Одберт уцелеет, то это будет означать, что Видо ожил вновь, но этот «видо» будет настоящим чудовищем, лишенным даже тени стыда».
Ауриана рванулась вперед. Оказавшись рядом с Одбертом, она была поражена тем, что он узнал ее, несмотря на плотный слой сажи на ее лице, и усмехнулся самодовольной улыбкой, как бы намекающей на то, что у них есть теперь общая тайна. Эта оскорбительная наглая ухмылка не исчезла даже тогда, когда Ауриана прицелилась в него копьем. Она соизмерила силу своего броска с ритмом движения лошади и сосредоточилась на цели. Но каждая ее мышца уже была охвачена усталостью. Собрав в кулак последние силы, Ауриана метнула копье. Прицел был мастерски выверен, но ее броску не хватило мощи. Копье упало, не долетев Одберта, и поразило одного из воинов Видо. Когда этот человек упал, она услышала восторженные крики, вырвавшиеся из глоток соратников Бальдемара. Ауриана круто обернулась и успела увидеть поразительно юное лицо убитого ею воина — хорошо знакомое ей лицо…
«Ульрик! — ужаснулась Ауриана. — Нет, этого не может быть! Этого не должно быть!»
Волна жалости и боли захлестнула ее. Как могли допустить такое богини Судьбы? Почему именно ей суждено было убить Ульрика, человека, которому она обещала свое покровительство? И почему он шел пешком? Почему они не дали ему лошадь? Тогда бы она легко узнала его… Да, Ульрик был в своей семье скорее рабом, нежели сыном.