— «Богини Судьбы дали нам наши священные законы, но когда завершится круговорот времен, они изберут мудрого безумца или безумицу, которые отменят их».
— И вместо ответа ты повторяешь зачем-то слова Рамис! Я думала, что ты терпеть ее не можешь.
Ауриана изумилась, она и не знала, чьи это были слова. Девушке стало не по себе. Неужели Рамис вторглась в ее тайные мысли, пока она спала, для того, чтобы изменить ее умонастроение, лишить ее желания бороться и сопротивляться воле пророчицы?
— Да… да я не люблю ее. Но, мама, мы накануне страшных испытаний! А от того, что я была наедине с чужеземцем, никому не стало хуже, никто не умер и не заболел. Если же я смогу научиться всем магическим приемам римлян, это позволит мне спасти всех нас, сохранить наш народ.
— Как и у твоего отца, у тебя всегда готово оправдание для своих необычных, противоречащих традиции поступков! — сказала Ателинда, улыбаясь и качая головой. — Этот день — великий дар Фрии. Поклянись мне, что ты никогда не покинешь меня, больше, что отныне нас сможет разлучить только смерть.
* * *
На следующий день Витгерн со своими товарищами устроили праздник в честь Аурианы. Коньярик, самый богатый из всех бывших дружинников Бальдемара, отдал трех волов для торжественного жертвоприношения Водану в благодарность за то, что бог сохранил Ауриану и вернул ее племени. После жертвоприношения туши были зажарены для праздничного застолья. Повсюду трубили праздничные горны, сзывая весь окрестный люд на пир в Деревню Вепря. Это был первый радостный день, день торжества и ликования после гибели Бальдемара. Ауриана, о божественной сути которой свидетельствовали ее многочисленные подвиги и явленные ею чудеса, разогнала тучи зла, сгустившиеся над Деревней, этим священным центром всего племени. Отныне никому даже в голову не приходило подумать или прошептать, или как-то намекнуть на то, что она убийца сородича.
Когда кубок с медом несколько раз был пущен по кругу, со своих мест поднялись Витгерн и Торгильд. Призвав всех к тишине, они обратились к Ауриане с просьбой возглавить хаттское войско вместо Бальдемара. Ауриана не возражала — она прекрасно знала, куда несет ее стремительный поток жизни, которому было бессмысленно сопротивляться. Сто десять человек тут же пригубили братскую чашу и дали клятву сражаться и умереть за нее, большинство из этих воинов прежде входили в дружину Бальдемара, но среди давших сегодня клятву были также двадцать человек из свиты Гундобада, несколько молодых воинов, никогда не входивших ни в чью дружину, и полдюжины девушек — дочерей Жриц Ясеня, воспитывавшихся в святилищах, — которые присоединились к войску Аурианы прежде всего с целью отомстить Гейзару, нещадно грабившему их родные святилища и творившему произвол. По лицу Труснельды Ауриана догадалась, что старая жрица неодобрительно относилась ко всему происходящему, хотя она и улыбалась внешне довольно благодушно. Ауриана знала, что, по мнению Труснельды, женщина оскверняет себя, беря в руки меч, что священный дух, обитающий в душе каждой женщины, терпит урон от ее прикосновения к железу. Однако большинство жриц совсем по-другому воспринимало происходящее: по их мнению, не Ауриана оскверняла себя, а напротив само сражение, само поле битвы освящалось женщиной, отмеченной богами, а убийство оборачивалось священным жертвоприношением. Это необычное сочетание в одной женщине духовных сил и отточенного военного мастерства рассматривалось большинством как хорошее знамение для судеб хаттского народа. Однако Труснельда, освящая огонь каплями жертвенной крови вола, с такой болью взглянула на Ауриану, как будто та покидала свой родной дом, отправляясь в чужие земли.
Ауриана не говорила никому о той несокрушимой уверенности, которая жила в ее душе: она не чувствовала себя невиновной, напротив, она постоянно ощущала следующее за ней по пятам зло, неразрывное с ее сутью, оно было упорно и следовало за ней с той же неизбежностью, с какой ночь следует за днем. Разве она могла сказать об этом людям? Да они просто приняли бы ее за сумасшедшую!
Труснельда тем временем приготовила костер из ясеневых поленьев для тех, кто хотел дать торжественную клятву в священном месте. Затем она стала рядом с огнем, держа меч Бальдемара в руках на белом льняном полотенце.
Первой к костру подошла Ауриана, взявшись одной рукой за прядь своих, заплетенных в косичку волос, положив другую руку на клинок меча, она громко произнесла слова клятвы: