Внезапно грязно-коричневый жеребец устремился прямо на своего соперника и сильно ударил того головой, используя ее словно мощный таран. Конек рухнул на колени. Крепкие желтые зубы впились в его бок над плечевым суставом. Серый в яблоках яростно взбрыкнул задними ногами, перевернулся и вскочил на ноги. Тонкие струйки крови стекали по его боку и капали с брюха на солому. Он начал снова кружить по яме, сердито тряся головой и взбрыкивая задними ногами, как бы выражая этим крайнюю степень своего недовольства и досады на соперника.
«Он слишком слаб, чтобы разозлиться как следует и вступить в открытый бой», — подумала Ауриана и, стараясь превозмочь нарастающее в душе чувство отчаянья, удвоила свои усилия, пытаясь силой внушения влить в слабые члены конька энергию и уверенность в себе.
Грязно-коричневый жеребец пустился по кругу вдогонку за своим соперником, покусывая того за бока. А затем неожиданно он прыгнул на спину хилому скакуну, и тот свалился на пол.
Оттуда, где стояли дружинники Бальдемара, послышались крики отчаянья, и только тогда Ауриана поняла, что большинство соратников ее отца надеялись, что она спасет свою жизнь.
Брюхо серого в яблоках жеребца — самое уязвимое место на теле животного — было совершенно незащищено и открыто для острых зубов бешеного соперника, когда конек катался по земле, перебирая в воздухе поднятыми вверх ногами. Грязно-коричневый жеребец яростно бил его в бока своими железными подковами.
Наконец, серому удалось неловко подняться на ноги, и он, пошатываясь, затрусил подальше от бешеного жеребца. Но тот не хотел давать ему спуску и погнался за своим соперником, низко нагнув голову и прижав уши. И вот они, наконец, сцепились в нешуточной схватке: повернувшись к друг другу задом, они начали отчаянно лягаться, брыкаться, бить соперника копытами, изгибая шеи, словно змеи, и скаля зубы, пытаясь достать один другого и побольнее укусить. Розовая кровавая пена появилась на морде грязно-коричневого жеребца, и его взгляд заволокло туманом ярости В конце концов грубый тяжеловесный жеребец сбил с ног серого конька, и на него обрушился град ударов мощных подкованных копыт; дикий жеребец рычал и хрипел, словно буйвол. Брюхо серого в яблоках жеребца было уже все в крови, в его темных умных глазах застыло выражение острой боли.
У Аурианы было такое чувство, будто это по ней наносили мощные болезненные удары, рассекая в кровь ее тело, оставляя на нем ссадины и раны. Она будто полностью перевоплотилась в бедного избитого низкорослого жеребца, и мир вдруг затих, исчез, пропал из вида, ее кругозор сузился до одной точки — серого в яблоках скакуна. Собственная жизнь казалась теперь Ауриане совсем чужой, далекой, неважной. Важно было сейчас только одно — этот поединок между двумя жеребцами, в нем сконцентрировался сейчас для нее смысл ее жизни. Грязно-коричневый гигант был для нее теперь воплощением богини Судьбы, топчущей ее, опустошающей ее душу, мучавшей ее на протяжении многих лет, в этом диком звере сосредоточилось все зло, которое Ауриана встречала на своем веку: ненависть Херты, смерть Бальдемара, Рим… Все это зло вихрем кружилось вокруг нее, застилая взор и мешая ясно видеть цель, пока она вдруг снова не услышала слова Рамис. Эти слова пророчица произнесла во время их последней встречи, и они дремали в душе девушки до того момента, пока сами вдруг с предельной ясностью не всплыли в ее памяти: «Какая бы вина не лежала на твоей дороге, ты немедленно с жадностью набрасываешься на нее и кричишь: это мое!» Неожиданно Ауриана почувствовала присутствие Рамис здесь, возле себя, это чувство было сродни порыву ветра от мощного взмаха гигантского крыла, и на одно мгновение ей показалось, что она отрешилась от всех уз этой жизни и превратилась в существо, исполненное легкой радости, лишенное всякой вины и позора.
Странным образом ее состояние будто передалось серому в яблоках жеребцу, глаза его вспыхнули силой и энергией, одновременно поднялся сильный порывистый ветер, дующий с севера, хотя до этого стояла совершенно безветренная погода. Он играл в волосах собравшихся, развевал их одежды. Ветер доносил издалека звуки трубящих рогов.
Казалось, что именно этот ветер раздувал ноздри серого жеребца, придавал ему силы, внушал уверенность. Ветер холодил кожу Аурианы, и по ней побежали мурашки: девушка знала, кто наслал этот ветер — его наслала та, которая старше, чем горы, та, которая дарует жизнь, та, которая хранит человеческие души.