Последние отзывы

  192  

Он почувствовал возбуждение. Его плоть отвердела и приготовилась, чресла запылали огнем, от которого у него начало двоиться в глазах. Домициан посчитал, что Ауриана испытывает не меньшее желание к совокуплению.

«Да! — подумал он. — Она сделала для меня то, чего не могла сделать до этого ни одна женщина! Я снова стал мужчиной. Она для меня дороже любых эмеральдов. Как было бы замечательно, если бы все женщины были похожи на нее — такую гибкую, податливую и красивую. Она — просто чудо. Я всегда буду держать ее при себе».

В его руке появился небольшой кинжал с позолоченной рукояткой, которым он стал разрезать шлейку на груди Аурианы.

Слепой ужас утроил силы женщины. Инструмент лекаря!

Она сделала резкое движение и вырвалась на свободу из-под туши Домициана.

Гнев на его лице быстро сменился выражением нежного сочувствия.

— Бедное создание! Ты все еще напугана! — тихо произнес Император, все еще поглаживая ее бедро. — Ты не должна бояться, ты — само совершенство. Ты посрамила любую женщину или мальчика, с которыми мне когда-либо приходилось удовлетворять свою страсть. Среди моих наложниц тебе отныне будет принадлежать первое место. Однако ты пока еще слишком невежественна, чтобы постигнуть значение моих слов, но позволь мне уверить тебя… что тебе будут завидовать женщины всего мира.

Ее лицо вновь засияло робкой надеждой и благодарностью.

— Возможно, немного вина поможет Амуру одержать победу над боязливой и нерешительной Психеей!

На низком столике из кедра стоял серебряный сервиз для вина. Повернувшись к нему, Домициан взял тяжелую чашу, украшенную гранатами, рубинами и аметистами. Он налил туда столетнего фалернского вина. Перед тем, как разбавить его водой, он немного заколебался. Какова должна быть пропорция? Ему очень хотелось возбудить Ауриану, но в то же время она должна была сохранить способность рассуждать и не забывать о его божественном сане.

Случилось так, что Домициан повернул голову, чтобы посмотреть на нее, когда наливал вино. Возможно, ему взбрело в голову полюбоваться ее телом. Он уже воображал ее слабым созданием, отдавшимся под его покровительство, а может быть, причиной этому оказался древний подсознательный страх, всегда оживавший в нем в сумерках, когда глубокие тени тянулись к нему своими голодными, жадными щупальцами. Или он заметил движение, отразившееся на холодной поверхности стеклянного змеиного глаза на бронзовой скульптуре. Что касается звуков, то он ничего не слышал, кроме ровного шума фонтана.

Он повернул голову и увидел Ауриану, стоящую в угрожающей позе и замахнувшуюся каким-то зловещим, острым предметом, который поблескивал при свете светильника. Ее руки и металлический инструмент составляли единое целое, это был коготь хищной птицы, стремившейся разодрать его плоть.

Домициан резко повернулся и вскочил на ноги. Удивление его было так велико, что он даже забыл про охрану, находившуюся совсем рядом. Однако он успел схватить ее за запястье, спасая себя от удара, который бы через секунду мог оказаться для него смертельным. Он попытался выкрутить ей руки, но те держали оружие железной хваткой. Началась долгая и безуспешная для обеих сторон борьба. Домициан старался вырвать оружие у Аурианы, а та — удержать его и нанести удар.

Сила и цепкость Аурианы до крайности изумили Императора. Вскоре оба обессилели, задышали часто и неровно.

— Гадюка! — выдохнул Домициан сквозь стиснутые зубы. Ее глаза засверкали, в них ясно читалась решимость идти до конца и победить, «Это не женщина, а Сцилла, Горгона^[16]», — подумал Домициан.

В обычных обстоятельствах он сразу же кликнул бы своих преторианцев и приказал убить ее на месте, у него на глазах. Храбрость и отвага, не говоря уже о желании вступить с противником в физическое единоборство, никогда не были присущи Домициану, однако радость от того, что впервые за многие месяцы к нему вернулась способность овладеть женщиной, затмила страх. Он был весь в лихорадке и дрожал, стремясь закончить то, что так успешно начал. Какая-то часть его разума отказывалась поверить в случившееся.

Он сам справится с этой дикаркой, ведь в конце концов она всего лишь женщина. Затем он совокупится с ней и опять познает то волшебное, вечно ускользающее чувство абсолютного торжества, которое приходило ему считанные разы.

Медленно и с огромным усилием он согнул ее руку вниз. Острие инструмента оцарапало ее кожу. Было ясно, что эта змея выжидала момент, когда он опять ослабит бдительность. Он подавил в себе страх, который начал было подкатывать к нему, грозя затуманить сознание и заставить совершать нерациональные поступки. Тогда все будет испорчено, а тот прекрасный миг, к которому он стремился и который был уже в пределах досягаемости, навсегда исчезнет.

  192