Особенно,... 
153 
«Поговори с ними! Витгерну нужно было сказать прямо — обмани их. Но я не могу. Витгерну это не понравится, но ничего не поделаешь. Горькую правду нужно принимать такой, какая она есть».
Она возложила ладони рук на вырезанную из дерева фигурку Фрии, врытую в землю в середине ее палатки и стала молиться.
— Великая и милосердная мать наша! — тихо шептала она. — Дай мне силы удержать мой народ вместе… чтобы, если понадобится, мы могли умереть вместе.
Затем она широкими уверенными шагами отправилась в центр крепости, движимая чувством острой ненависти, но не к беглецам, которых ей было жаль, а к римлянам. Вокруг уже бурлило, переливалось людское море. Она заметила, что Коньярик, Труснельда и Зигвульф стояли перед воротами, как бы загораживая собой выход. Зигвульф грубыми окриками останавливал тех, кто пытался его обойти. Его слова, похожие на удары кнута, отчетливо выделялись на разноголосом фоне толпы. Коньярик улыбался, поблескивая ровными рядами белоснежных зубов. Будучи похитрее, он применял иную тактику, которая включала в себя обещания, которые были заведомо невыполнимыми, и безудержную лесть. Но и ему пришлось на время оставить свою маску обворожительного и рассудительного вождя и извлечь из глубин души истинные, суровые чувства. Труснельда с распухшим от слез лицом выкручивала себе руки, изображая королеву-мать, которая превратилась в нищенку за одну ночь.
Ауриана поднялась на перевернутую вверх дном конскую кормушку. Воины стояли группами. Одни образовывали группы по родственному признаку, другие — по принципу боевого товарищества. Пришли сюда и вооруженные жрецы, составлявшие обособленную группу.
На лицах почти всех соплеменников Аурианы, собравшихся сюда в роковую минуту, была написана растерянность.
«Пленники, ожидающие казнь, выглядят точно так же», — подумала Ауриана.
Кое-кто, задрав головы в серое небо, произносил молитвы. Матери с окаменевшими от горя лицами прижимали к себе детей и никак не могли заставить их прекратить плач и завывания. В самом центре вечевого круга несколько жен воинов водили ритуальный хоровод вокруг жертвенного огня и нараспев произносили заклинания. Их лица были вымазаны углем, волосы распущены, а все украшения сняты и брошены в огонь в надежде задобрить Водана и смягчить его гнев. Вид этих женщин болезненно отозвался в душе Аурианы. Их бледные, исхудавшие лица делали их похожими на привидения.
«Да, — подумала она, — наши человеческие чувства, вот что нас украшает, а не побрякушки на шее».
Вскоре фигура Аурианы стала привлекать всеобщее внимание. Люди, уставшие от лишений и отчаяния, заметили в ее обычно добрых и нежных глазах гнев и ярость. В крепость ворвался крепкий ветер и загулял по палаткам и шалашам, закачал деревья и захлопал плащами воинов, словно знаменами. Но в остальном теперь вокруг Аурианы господствовали тишина и спокойствие, которые, казалось, бросали вызов природной стихии. Холодный, целеустремленный гнев, который исходил от нее, начинал ободрять людей, вселять в них уверенность. Многие верили в святость своей предводительницы и искренне полагали, что она способна остановить легион. Они подтягивались к Ауриане, как будто собирались вокруг костра, стремясь к его живительному теплу. С севера наплывала огромная туча, словно символизирующая сгущающуюся вокруг них тьму.
— Друзья мои! — громко воскликнула Ауриана.
Все разговоры и перешептывания окончательно замолкли.
— Я узнала, что четыре тысячи воинов бросили оружие и позорно бежали от нас.
Витгерн довольно заулыбался. Он подумал о том, что сколько бы злых духов ни пробралось в лагерь, один этот голос уничтожит всех. Какой же великой должна быть любовь богов к ней, если они даровали ей такую силу убеждения!
— Эти четыре тысячи забыли, кто они и что покидают священную землю. Римляне в достатке обладают всеми мыслимыми благами и богатствами на севере. Они не могут отнять у нас наши сокровища, потому что у нас их нет, но им могут достаться наши души… Неужели мы так легко расстанемся с ними?
Она сделала небольшую паузу, чтобы эти мысли глубже проникли в сознание тех, кто слушал ее сейчас, чтобы в своей душе они сделали шаг навстречу ей.
— Мы не должны бежать! Нам может показаться, что есть только выбор, как умереть. Тогда нет большой разницы, умрем мы от меча или сгорим в огне. Но у нас есть выбор. Жизнь или смерть. Иного не дано. Вы отважны и сильны, как вепри. Вы — единственные, кто не позволил загнать себя на бесплодные северные земли и кто живет на этом последнем клочке земли, который еще не достался римлянам. Если нам суждено погибнуть вместе, то наша удача возрастет стократно.
153 
