Может, это оттого, что ты увидел, что я развлекаюсь и веселюсь? А может, ты разозлился оттого, что сам получил удовольствие от игры? Что плохого в том, что можно наслаждаться жизнью? Кто внушил тебе это? Сколько раз я видела, как ты веселишься от души и вдруг, словно заставляешь себя прекратить это. Что с тобой происходит?
Я хочу кое-что сказать тебе, Хью. Хочу, чтобы ты знал, чтобы ты помнил об одном — ты доставляешь мне радость, сердце мое наполняется счастьем, когда я с тобой. Я знаю, что нам не суждено быть вместе. Я помолвлена и скоро нам предстоит расстаться навсегда, но это не меняет того обстоятельства… что я люблю тебя!
Хью, слушавший ее с опущенной головой, вздрогнул при этих словах.
— Это правда, Хью, — продолжала Катарина, не отрывая своих зеленых глаз от его пронзительно-синих, смотревших на нее с изумлением. — Я люблю тебя.
Хью показалось, что руки его обладают какой-то своей, не зависимой от него волей. «Господи, прости меня», — подумал он, сжимая ее в объятиях. Она казалась мягкой, как бархат, теплой, как огонь, но при этом живой, реальной, той, о которой он мечтал всю свою жизнь.
Она обняла его за плечи, и Хью почувствовал, как ласковые пальцы перебирают его волосы. Подняв к нему лицо, Катарина доверчиво смотрела в синие глаза. Теплая волна захлестнула его. Хью зарылся лицом в ее глею, вдыхая теплый аромат ее кожи, нежно касаясь губами ямочки над ключицей.
— Катарина… — вырвался у него вздох, идущий откуда-то из глубины его страдающей души. Никогда он не нуждался ни в ком так, как в Катарине. Она воплотила в себе все его давнишние мечты и сновидения, которые он никогда не надеялся увидеть в реальности. Он услышал, как она шепчет его имя, и крепче прижал возлюбленную к себе. Губы их встретились, и никакая сила на свете не могла бы разделить эти души, так давно стремившиеся друг к другу. Чувство всепоглощающей нежности, захватившее его, исторгло из груди Хью хриплый стон.
— Я люблю тебя, Катарина! — слова шли откуда-то из самого сердца. Он понял, что любовь его более реальна, чем звезды над головой, чем земля под ногами. Он забыл об Адели, о долге, о законах и правилах. Была только Катарина и его великая любовь к ней.
— Я люблю тебя, — шептал он, задыхаясь и прижимая ее к сердцу. Закрыв глаза, он глубоко вдохнул свежий ночной воздух. — Я люблю тебя! «И да простит меня Господь!»
Глава четырнадцатая
Когда Хью с Катариной вернулись в лагерь, подготовка к ужину шла полным ходом. Кто-то рубил ветки для костра, другие нарезали свежее сочное мясо, чтобы зажарить его на вертеле. Все казались чрезвычайно занятыми, и даже Аврила нигде не было видно. Катарина сразу же направилась в свою палатку и, скрывшись за полотняными стенами, присела на брошенные на землю одеяла. Глядя перед собой затуманившимся взором, она пыталась осмыслить происшедшее.
В душе ее боролись два противоречивых чувства — счастье и боль. Слова, сказанные Хью, продолжали звучать в ее ушах. Она, казалось, и сейчас чувствовала сильные руки Хью, обнимающие ее. Его поцелуй, подобно эликсиру жизни, пробудил в ней силы, о существовании которых она до сей поры не подозревала.
Всего лишь час назад она была совершенно уверена, что может любить Хью и жить без него. Теперь она отдавала себе отчет, что такая жизнь будет для нее самым настоящим адом. Она вспомнила отвратительный вкус поцелуев Жофрея Уинфри, вспомнила, как содрогалась от омерзения, когда его жадные руки прикасались к ней. Она знала, что будет чувствовать то же самое по отношению к любому мужчине, если это не Хью. Вот чем на самом деле станет для нее замужество. Всего за один короткий час Катарина нашла и снова потеряла то, чего желала и к чему стремилась больше всего на свете. Она получила любовь Хью, но не его самого. Она ощутила вкус желания, силу любви и страсти, но знала, что ей предстоит жизнь, лишенная всего этого. Закрыв лицо руками, Катарина мучительно пыталась найти выход, но выхода не было. Что же делать?
Осторожный кашель, раздавшийся возле ее палатки, отвлек Катарину от ее грустных мыслей.
— Да?
— Ужин ждет, моя госпожа.
— Я сейчас иду, Аврил, — мальчик снова кашлянул. — Что еще?
— Госпожа, мы тут думали… я хочу сказать, я думал…
— Аврил, — нетерпеливо сказала Катарина, откидывая полог и выходя из палатки. — Что ты хочешь мне сказать? Я ничего не понимаю.
Паж открыл, было рот, снова закрыл его и опять открыл.