— Ты — хитрая ведьма.
— Угу. Но это ведь не единственное, за что ты меня любишь.
Муж поцеловал ее. Грейс вздохнула и прижалась к его груди.
— Ты был несправедлив к Анджеле.
— Да. Я думал, что она шантажировала его.
— Ему следовало стукнуть тебя. — Она улыбнулась. — Конечно, после этого я огрела бы его сковородкой по голове, но все равно он должен был сделать это.
— Когда вы с Анджелой ушли, он был близок к этому. Обругал меня. Сказал, что с удовольствием оторвал бы мне руки и ноги, но не сделал этого только потому, что вы обе беременны и он не хотел вас расстраивать.
— Но ведь ты же сам сказал, что он сделал большую глупость, женившись на Анджеле…
Джон покачал головой.
— Вы слышали только конец разговора. Сначала я задал ему жару. Сказал, что глупо жениться на едва знакомой женщине и что он должен был посоветоваться со мной. — Он приподнял лицо Грейс за подбородок. — Филипп ответил, что это не мое дело.
— До чего же умный у меня деверь! — улыбнулась Грейс.
— Потом он сказал, что любит ее, и я ответил, что это совсем другое дело. Он сказал, что еще не говорил ей этого, что включил в дурацкий контракт дурацкий пункт и что каждые два года брак пересматриваться не будет, потому что…
— Джон…
— …Потому что он не собирается с ней разводиться. А я сказал…
— Джон!
— Да, милая, знаю. Но все будет в порядке. Она не могла далеко уехать. Он ее догонит.
— Я не об этом.
— А о чем же? — Он поцеловал жену в губы. — Хочешь, чтобы я извинился перед Анджелой? Конечно, я это сделаю. Как только они вернутся.
— И не об этом тоже. Ребенок…
— Что ребенок?
— У меня схватки.
— О боже… Но ведь еще две недели…
Что-то горячее капнуло ему на ногу. Джон окаменел.
— Грейс?
— Все. Я рожаю.
Джон вынул из кармана ключи от спортивной машины, подхватил жену на руки и понес к двери.
— Подожди! Мой чемодан!
— Черт с ним! — проворчал Джон и шагнул в ночь.
12
Филипп ехал быстро. Дорога была узкой и плохо освещенной, но его это устраивало. Потому что Анджела ехала в том же направлении.
Если с ней что-нибудь случится…
Нет. Он не будет думать об этом. Ничего не случится. Во всяком случае, сегодня. Она любит его. Так сказала Грейс. Дай-то Бог. Если так, то Анджела простит его. Неужели можно быть таким дураком?
Нужно было взять Джона за грудки и потребовать, чтобы брат обращался с Анджелой по-человечески, иначе ему вышибут мозги.
Но как можно было сделать это? Рядом сидела Грейс, которая должна вот-вот родить.
Нужно было перегнуться через стол, взять Анджелу за руку и сказать во всеуслышание:
— Анджела, я люблю тебя.
Но как можно было сделать это? Анджела ответила бы ему: «Ну и что?».
Филипп нажал на газ.
Нет, она бы так не сказала. Если бы он не был таким толстокожим, то давно бы обо всем догадался. О ее чувствах красноречиво говорили глаза и улыбка. Шепот и стоны, которые она издавала, занимаясь с ним любовью. То, как они гуляли по берегу, держась за руки. То, как она лежала в его объятиях на полу у камина… Если бы он не пытался разобраться в собственных чувствах, то давно понял бы чувства Анджелы.
Она любит его.
Когда он найдет Анджелу, то скажет, что будет любить ее каждый час ближайшие пятьдесят лет. Или сто. Если только она будет слушать. Если поверит ему. Если…
Впереди показались красные сигнальные огни.
Анджела! — понял Филипп.
Он прибавил газу и замигал фарами. Анджела поехала быстрее. Она что, с ума сошла? Дорога стала еще опаснее. По обе стороны проселка росли деревья, так что права на ошибку здесь не было.
Филипп снова помигал ей.
— Медленнее, Анджела, — пробормотал он. — Медленнее, черт побери!
Она поехала быстрее. Проклятье! Что делать? Если он будет ее преследовать, Анджела еще больше увеличит скорость. Филипп неохотно отпустил педаль газа.
Огни впереди исчезли. У Филиппа пересохло во рту. Что случилось? Поворот? Изгиб?
Да, точно. Изгиб, но не слишком крутой. А за ним — обочина, на которой они останавливались по пути сюда.
Задние огни показались снова. Филипп помолился всем известным ему богам, нажал на газ, рванулся вперед и обогнал автомобиль Анджелы. Увидев знакомую обочину, он затормозил, свернул, выпрыгнул из машины и вышел на дорогу.
У нее куча времени, чтобы остановиться. За себя Филипп не боялся; просто он не хотел, чтобы Анджела резко затормозила или сделала то, что могло повредить ребенку.