Эмили чуть не выронила бокал. Лукас усмехнулся.
— Это всего лишь сэндвич и стакан шипучки, женщина. К тому же средь бела дня. Чего ты боишься?
— Я не боюсь, — солгала она и отпила глоток. — Очень вкусно.
Лукас протянул ей тарелку с сэндвичами.
— Я хотел пригласить тебя куда-нибудь пообедать, но предположил, что ты, возможно, сошлешься на благоразумие…
— Безусловно!
— Я имел в виду грипп, — уточнил Лукас. — Так что отложим обед до того времени, когда ты решишь, что уже можно.
— Лукас, — терпеливо начала Эмили, — это очень мило с твоей стороны, я польщена, но этого достаточно. Я никуда не собираюсь с тобой идти.
— Почему? Это всего-навсего знак благодарности за все, что ты для меня сделала, — сказал он удивленно. — Тут нет ничего дурного.
Эмили взяла второй сэндвич и приготовилась к сопротивлению.
— Это не дурно, а бессмысленно, Лукас. Потому что, как только ты выздоровеешь и снова будешь работать, все вернется на круги своя. Ты — банкир, я — твоя уборщица, и наши пути вряд ли вновь пересекутся.
— Мне казалось, что мы давно покончили с этой чепухой. — Лукас отодвинул свою тарелку и снова наполнил бокалы. — Вы случайно не сноб, Эмили Уорнер?
Она с раздражением посмотрела на него.
— Это я сноб? Я снимаю комнатку за мизерную плату, благодаря милосердию Нэта. Откуда тут взяться снобизму?
— Крайности сходятся. — Он насмешливо вскинул брови. — А кстати, миссис Седли известно, сколько ты платишь за комнату?
Эмили фыркнула.
— Понятия не имею. — Она залпом осушила свой бокал. — Ты знаешь, меня просто потрясло, что Tea заподозрила меня в… в…
— В связи с ее мужем?
Эмили пожала плечами.
— Это так глупо. Мне и в голову не приходило…
Лукас долил ей шампанского.
— Но в принципе я могу ее понять. Нэт отлично выглядит. Лиз говорит, что он самый красивый мужчина из всех, кого она встречала. — Эмили на миг задумалась. — Представь молодого Роберта Редфорда, только выше и даже симпатичнее, если такое возможно.
— Господи боже! — Лукас с подозрением взглянул на нее. — И ты не находишь Седли привлекательным?
— Нахожу, конечно. Нэт вообще добрый и милый и очень мне нравится, но для меня он всего лишь друг моего брата и совсем не мой тип — не люблю светловолосых мужчин.
— В таком случае… — Лукас неожиданно усадил ее себе на колени и поцеловал. — Это часть пирушки, — прошептал он. — Я хочу тебя, Эмили.
— Нет! — Она отчаянно замотала головой. — Больше это не повторится, Лукас.
Он притянул ее к себе еще ближе.
— Ты не хочешь меня?
— Нет, — солгала Эмили, — не хочу.
— Это действительно так? — строго спросил он.
— Да, — глухим голосом ответила она, и взгляд у него стал жестким, а пламя в глазах так быстро сменилось льдом, что Эмили задрожала и вскочила на ноги. Она бросилась вон из комнаты, едва не споткнувшись о свою сумку.
— Подожди. — Лукас настиг ее в прихожей. — Мы еще не все выяснили.
— Разве? — Эмили бросила на него презрительный взгляд, повесила сумку на плечо и направилась к двери. Лукас преградил ей путь.
— Эмили, прошу тебя, если найдешь себе другое жилье, сообщи мне.
— Хорошо. — Уголки губ у нее опустились. — Не забудь довести до конца курс лечения, хотя тебе явно стало намного лучше…
— Я рад, что ты так считаешь, — сказал он кисло и взял ее за руку. — Отдыхай, как следует в эти выходные, увидимся в понедельник.
Эмили покачала головой.
— Нет, Лукас, я подожду, пока ты выйдешь на работу, и только потом начну снова убираться у тебя. Ты наверняка сам со всем справишься до тех пор. Если, конечно, не наймешь кого-нибудь другого…
— Я не хочу никого другого, — процедил он сквозь зубы, — я хочу тебя.
Эмили с отчаянием посмотрела на него и поспешно выскочила на лестничную площадку. Она почувствовала странный укол в сердце, когда Лукас закрыл за ней дверь, не дожидаясь, пока она войдет в лифт.
На улице у Эмили начала раскалываться голова, а сумка вдруг тяжело надавила на плечо. И только на полпути в Спайтлфилдс она вспомнила, что Лукас не вручил ей чек, как обычно делал по пятницам.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
— Господи, Эмили, ты ужасно выглядишь! — воскликнула Джинни, когда они, как обычно, встретились в кафе. — Ты не в трауре?
Эмили надела все черное, и только на бледном лице выделялись глаза и яркая помада, которой она пользовалась крайне редко, так как считала, что у нее слишком полные губы.