52 
– Понимаю, куда вы клоните, – чуть дернул уголком рта Рэмбо. – Боитесь, что о нашей встрече станет известно?
– Именно, – кивнул Зиновий Натанович. – Простите, но вы не ответили. Когда последний раз проводилась проверка помещений и средств связи?
– Честно говоря, – нахмурился Влад, – точно даже не помню. При мне – месяца три назад. Можно узнать у Дениса, начальника охраны. Это его обязанности. – Невский пристально взглянул на юриста. Лившиц выдержал тяжелый, почти гипнотический взгляд бывшего бандита, ни разу не моргнув. Это о многом говорило. На памяти Влада таких крепких людей было не больше десятка. Остальные, как правило, ломались уже на пятой секунде, отворачивались или опускали очи долу.
– Вы полагаете, есть основания для беспокойства? – тихо спросил он.
– Вы – очень богатый, известный, авторитетный и влиятельный человек в этом городе, Владислав Александрович. На вашем месте я был бы более внимателен к вопросам обеспечения конфиденциальности всего, что происходит внутри вашего чудесного особняка на Крестовском острове, – уклончиво ответил Лившиц. – Я не хотел бы рисковать и проводить нашу встречу в месте, где любой посетитель может воткнуть в ножку стола микрофон размером с булавочную головку. Ибо речь пойдет о вещах весьма серьезных. И, без преувеличения, опасных для жизни. В случае, если посторонним станет известно о содержании нашей беседы…
– М-да. Как говорится в старом одесском анекдоте – это дело уже начинает быть интересным, – Рэмбо, не удержавшись, снова взял со стола трубку и закурил. – Надеюсь, – пыхнув дымом, добавил он, – мой личный кабинет в загородном доме не внушает вам таких опасений, как офис «НВК-системы»? Конкретно в этом помещении посторонних людей не бывает вообще. Только я, члены моей семьи, особо приближенные деловые партнеры и прислуга, раз в неделю вытирающая пыль в моем непосредственном присутствии.
– В том-то и дело, что члены семьи, – катнул желваками Лившиц, в свою очередь не спуская глаз с Влада. – Ваш тесть, бывший полковник КГБ Игорь Дмитриевич Самарин, надо полагать, тоже входит в их число. Причем сразу в двух лицах, словно мифический бог Янус. Как близкий родственник, отчим вашей супруги, и как главный деловой партнер, которому принадлежит изрядная часть акций вашей более чем успешной бизнес-империи. Так, Владислав Александрович?
– Продолжайте, – после гнетущей паузы, повисшей в кабинете на долгие пять секунд, глухо бросил Рэмбо.
– Хорошо, – согласился ночной московский гость. – Время позднее, так что сразу к главному. Как вам отлично известно, Самарин входит в так называмый питерский клан, шесть лет назад захвативший власть в стране и везде, где можно, поставивший своих людей. Костяк клана составляют ваши земляки, как правило, в прошлом имевшие непосредственное отношение к спецслужбам. Клан захватил огромные финансовые, промышленные и сырьевые ресурсы. Составляющие основу экономики страны. К счастью – пока не все. Ряд крупных бизнес-сообществ, придерживающихся… скажем так – несколько иных взглядов на будущее нашей страны, до сих пор крепко стоят на ногах и располагают огромными свободными средствами. Консолидировавшись, эти люди вполне способны для начала покачнуть, заслуженно дискредитировать, а затем – и вовсе сбросить нынешнюю правящую элиту, погрязшую в коррупции и холуйстве, тем самым наконец-то, впервые за тысячелетнюю историю установив в России подлинно демократические и цивилизованные институты власти… Однако клан не дремлет. Он отлично сознает, откуда исходит главная опасность. И поэтому, не гнушаясь никакими средствами, делает все возможное, чтобы отобрать у врагов высоколиквидные активы и таким образом выбить финансовую почву из-под ног представляющих опасность сообществ. Свежий пример такого откровенного рэкета, экспроприации и политической мести – дело «Фобоса». Поэтому есть мнение, что медлить дальше нельзя. Пришло время объединить усилия, деньги, возможности и действовать. Быстро, активно и жестко. Пока бывшие краснопогонники нас всех поодиночке не пересажали и не перехлопали. Я доходчиво объяснил?
– Более чем, – прищурился Невский. – И одно из этих бизнес-сообществ, не согласных с властью клана, ваше. Точнее, не ваше лично, а то, которое вы сейчас представляете. Верно, Зиновий Натанович?
– Вы сами все отлично понимаете, Владислав Александрович, – кивнул москвич.
– В таком случае в толк не возьму, зачем я вам понадобился, – произнес Влад. – Я честолюбив и в меру жаден. Но мои аппетиты весьма умеренны. И ограничиваются исключительно пределами близкого сердцу Северо-Запада. Здесь я родился. Здесь я кое-что могу. Здесь, рискуя шкурой и похоронив десятки бойцов, я в конце концов зубами вырвал свой кусок счастья и стал тем, кто я есть сейчас. И здесь я теперь спокойно делаю деньги, фактически отойдя от активного криминала. Насколько это вообще возможно в нашей стране. На большее, в отличие от ваших земляков-москвичей с их неуемными аппетитами, я не претендую. Хотя мог бы, принимая во внимание мои активы и мой авторитет в определенных кругах, как сейчас принято говорить – близких к деловым… Остальная территория нашей необъятной родины меня не интересует. Я на чужое не зарюсь, но и свое не отдам. Я не собираюсь биться ни с москвичами, ни, тем более, с уралмашевцами и дальневосточными. Мне здесь хорошо, в Питере. Здесь я дома. И здесь все мое. Что касается политики, то, как вам, вероятно известно, этим дерьмом я действительно занимаюсь. Но опять-таки весьма умеренно, можно даже сказать – точечно. Предпочитая продвигать на ключевые посты своих верных людей. Или тех, кто по горло замаран, кто болтается у меня на крючке или просто мне должен по жизни. Я – не Береза, не Платон Еленин. Для меня власть политическая, как вещь в себе, как способ самоутверждения и реализации наполеоновских амбиций и сидящих в подсознании детских комплексов, неинтересна априори. Для меня власть – это всего лишь золотой ключик к еще большим, чем без нее, возможностям заработать. И мне, поверьте, абсолютно плевать, кто правит страной из-за высокой стены с курантами. Вовремя перевернувшиеся бывшие красные или вышедшие из того же инкубатора нынешние недоделанные белые. Договориться я смогу хоть с Богом, хоть с чертом. Лишь бы жить и работать не мешали. Надеюсь, я тоже доходчиво обрисовал свою позицию, господин Лившиц?
52 
