Особенно,... 
598 
— Это декан, Тупс?
— Может быть, аркканцлер… Э-э… А от некоторых вообще ничего не осталось!
Чудакулли это известие не слишком взволновало.
— Под воздействием высокоэнергетического магического поля временная железа начинает пошаливать, — сообщил он. — Наверное, ей кажется, что раз сейчас далекое прошлое, то нас здесь быть не должно. Ничего, скоро их организмы приспособятся и они вернутся…
У Думминга вдруг перехватило дыхание.
— И… хви-и.. думаете, это профессор современного руносложения… нуда… хви-и… конечно… хви-и… все младенцы… хви-и… на одно лицо…
Раздался еще один вопль — на этот раз он донесся из-под шляпы главного философа.
— Здесь прямо… хви-и… ясли какие-то, арк-канцлер, — прохрипел Думминг.
Когда он попытался выпрямиться, спина издала пронзительный скрип.
— Главное, их не кормить, и они обязательно вернутся, — заверил его Чудакулли. — А вот с тобой, сынок, — то есть с вами, ОТЕЦ,— будут проблемы.
Думминг поднес руки к лицу. Сквозь бледную кожу просвечивали вены. Еще чуть-чуть — и будут видны кости.
Груды одежды вокруг одна за другой вновь наполнялись содержимым — это опять входили в свой возраст волшебники.
— Насколько… хви-и… выгляжу? — тяжело дыша, вымолвил Думминг. — Хви-и… хотите сказать, что за толстую книжку… хви-и… мне сейчас лучше не браться?
— И за длинные предложения тоже, — кивнул, подхватывая его под локти, Чудакулли. — На сколько лет ты себя чувствуешь? Внутри?
— Хви-и… кажется… примерно на двадцать четыре, аркканцлер, — простонал Думминг. — Я чувствую себя… хвии… как двадцатичетырехлетний, который… хви-и… только что отпраздновал свое восьмидесятилетие.
— То есть тебе двадцать четыре. Твердо держись этой мысли. Ты должен внушить ее своей временной железе.
Думминг попытался сосредоточиться, но это было нелегко. Какая-то часть его личности хотела спать. А другая ворчливо бормотала себе под нос: «Ха, и этоты называешь временной дисфункцией? Посмотрел бы ты на временные дисфункции, с которыми мы имели дело во времена МОЕЙмолодости…» И еще одна часть весьма недвусмысленно намекала, что если прямо сейчас он не отыщет где-нибудь поблизости туалет, то она за себя не отвечает.
— Зато волосы у тебя прям как в молодости, — ободряюще произнес главный философ.
— А помнишь старика Барахляного Шпрунгеля? — с удивлением услышал Думминг собственный голос. — Вот у кого была… шевелюра… так шевелюра… — Он попытался взять себя в руки. — Но ведь Шпрунгель еще жив! — прохрипел он. — Ему столько же, сколько мне. О нет…я помню вчерашний день так, как будто он был… хвии… почти шестьдесят лет назад!
— С этим можно справиться, — сказал Чудакулли. — Все, что требуется, это упорно твердить себе, что тебя такой расклад не устраивает. И главное, не паниковать.
— А я паникую! — взвизгнул Думминг. — Просто… хви-и.. очень медленно! И у меня такое чувство… хви-и… будто я все время падаю вперед!
— О, это назвается «принятие собственной смертности», — ответил Чудакулли. — Рано или поздно нечто подобное переживают все.
— И еще… хви-и… кажется, моя память начала… хви-и…
— И почему тебе так кажется?
— Что значит «почему»? Вы что, издеваетесь… хви-и… надо…
В голове Думминга что-то взорвалось. Его оторвало от земли. На какое-то мгновение ему показалось, будто он с головой погрузился в ледяную воду.
А затем кровь вновь хлынула в сосуды.
— Прекрасно, юноша, — поздравил Чудакулли. — Седина уходит.
— О-о… — Думминг рухнул на колени. — Это было все равно что надеть свинцовый костюм! Не хотелось бы снова пережить ТАКОЕ!
— В таком случае лучше тебе покончить жизнь самоубийством, — пожал плечами Чудакулли.
— Вы хотите сказать, это ПОВТОРИТСЯ?
— Весьма вероятно. Один раз наверняка.
Когда Думминг поднялся на ноги, глаза у него блестели металлическим блеском.
— Давайте найдем тех, кто строит это место, и попросим их вернуть нас домой, — предложил он.
— Знаешь, они ведь могут и не внять нашей просьбе, — ответил Чудакулли. — Боги довольно сумасбродные типы.
Думминг решительно закатал рукава. На языке волшебников это было все равно что передернуть затвор пистолета.
— А мы настоим на своем, — заявил он.
598 
