217 
– Может, и сумею, – осторожно ответил Ринсвинд. – А что?
– Возможно, ты как раз тот человек, который нужен серифу для работы в гареме. Двое работорговцев сдавленно хихикнули.
– Исключительная возможность… – продолжал главарь, ободренный такой реакцией со стороны публики.
У него за спиной послышалось еще несколько возгласов снисходительного одобрения.
Ринсвинд попятился.
– Вряд ли, – покачал головой он. – Но все равно спасибо. Я просто не создан для таких вещей.
– О, тебя можно переделать. – Глаза главаря блестели. – Это нетрудно устроить.
– Создателя ради… – пробормотала Канина.
Она коротко глянула на людей, стоящих по обе стороны от нее, и ее руки пришли в движение. Тот, кого она проткнула ножницами, вероятно, отделался легче, чем тот, кого она ударила гребнем, учитывая, в какое месиво стальной гребень может превратить лицо. Нагнувшись, она подхватила меч, выпавший из руки одного из поверженных пиратов, и бросилась на двух оставшихся противников.
Главарь обернулся на крики и увидел позади себя Сундук с открытой крышкой. Но тут Ринсвинд с разбегу врезался в него, и пират полетел вниз, в то забвение, которое ожидало его в многомерных глубинах Сундука.
Раздавшийся было вопль резко оборвался. Вслед за этим послышался дребезг, похожий на лязг засова, задвигаемого на воротах ада.
Ринсвинд попятился.
– Исключительная возможность… – пробормотал он под нос, только сейчас сообразив, на что намекал главарь.
По крайней мере, теперь ему представилась исключительная возможность понаблюдать за тем, как дерется Канина. Редко кому удавалось увидеть это дважды.
Сначала ее противники потешались над дерзостью напавшей на них хрупкой девчонки, но затем, очутившись в центре сжимающегося круга сверкающей стали, быстро пережили разнообразные стадии изумления, сомнения, озабоченности и низменного, лишающего дара речи страха.
Канина избавилась от последнего из телохранителей главаря при помощи пары выпадов, от которых у Ринсвинда заслезились глаза, со вздохом вскочила на поручень и спрыгнула на главную палубу. Сундук, к крайней досаде Ринсвинда, последовал за ней, смягчив падение тем, что тяжело шлепнулся на одного из работорговцев. Его появление только усилило вспыхнувшую среди пиратов панику. Когда вам наносит убийственно точный и яростный удар довольно хорошенькая девушка в белом платье с цветочками – это уже достаточно плохо. Но еще страшнее для мужского самолюбия быть сбитым с ног и покусанным дорожной принадлежностью. Кроме того, это плохо отражается на мужском организме.
– Показушник! – фыркнул Ринсвинд, глянув через поручень.
Брошенный снизу нож отщепил кусочек дерева возле его подбородка и, срикошетив, пролетел рядом с его ухом. Ринсвинд ощутил внезапную жгучую боль, схватился за раненное место рукой и какое-то время в ужасе смотрел на окровавленные пальцы. После чего тихо отключился. Не то чтобы он не выносил вида крови, просто его так расстраивал вид его собственной.
Рынок на Саторской площади, обширном замощенном пространстве за черными воротами Университета, был в самом разгаре.
Говорят, в Анк-Морпорке продается все, кроме пива и женщин, которые просто берутся напрокат. И большую часть товаров можно найти на Саторском рынке, который с годами, прилавок за прилавком, разросся так, что последние ряды уткнулись в древние камни самого Университета. Университетские стены оказались очень удобным местом для расстановки рулонов ткани и полок с амулетами. Никто не заметил, как створки ворот отошли назад. Но из Университета хлынула тишина, которая мигом распространилась по шумной, забитой людьми площади, словно первые струйки свежей воды прибоя, просачивающиеся в затхлое болото. По правде говоря, это была вовсе не тишина, а могучий рев антишума. Тишина не есть противоположность звука, это просто его отсутствие. Но это был звук, лежащий по другую сторону тишины, антишум, и его призрачные децибелы заглушили рыночный гвалт, точно накинутый на площадь бархат.
Люди дико оглядывались, раскрывая рты, словно золотые рыбки и почти с таким же успехом. Все головы повернулись в сторону ворот.
Что-то еще исходило оттуда – помимо какофонии затишья. Ближайшие к пустому проему прилавки со скрипом поползли по мостовой, роняя по пути товары. Их владельцы метнулись в стороны, а прилавки врезались в следующий ряд и неумолимо поползли дальше, громоздясь друг на друга, пока не образовали широкую полосу чистого пространства, протянувшуюся до самого края площади.
217 
