Там, где в приличном трактире располагалась стойка, стоял ряд приземистых черных бутылок, а у стены – пара больших бочек на козлах.
Тишина стиснула их, как затягиваемый жгут. «В любую минуту…» – тоскливо подумал Ринсвинд.
Рослый толстяк, на котором не было ничего, кроме меховой куртки и кожаной набедренной повязки, оттолкнул свой табурет, пошатнувшись, поднялся на ноги и с гнусной ухмылкой подмигнул коллегам. Его открывшийся рот был похож на окруженную каемкой дыру.
– Ищете мужчину, дамочка? – поинтересовался он.
Канина взглянула на него.
– Слушай, не лезь, а…
По залу змейкой пополз смех. Рот Канины захлопнулся, словно почтовый ящик.
– О-о… – проворковал здоровяк. – Здорово, люблю девчонок с характером…
Рука Канины пришла в движение. Мелькнула в воздухе бледным размытым пятном, остановившись здесь и здесь; верзила постоял несколько секунд, не веря своим ощущениям, затем тихо хрюкнул и медленно сложился пополам. Все, кто был в зале, подались вперед. Ринсвинд отпрянул. Инстинкт подсказывал ему, что нужно делать ноги, но волшебник знал, что, если он последует своему инстинкту, его немедленно прихлопнут. Это Тени. И пусть то, что должно случиться, случится с ним здесь. Впрочем, эта мысль его отнюдь не утешила.
Чья-то рука зажала ему рот. Хищные пальцы выхватили коробку.
Пробегающая мимо Канина крутнулась и, приподняв юбку, аккуратно врезала ногой по цели, находящейся рядом с талией Ринсвинда. Волшебнику в ухо кто-то захныкал и свалился на пол. Грациозно порхая по залу, девушка подхватила две бутылки, отбила донышки о полку и, приземляясь, выставила перед собой зазубренные горлышки. Морпоркские кинжалы, как их называют на уличном жаргоне.
Оказавшись лицом к лицу с «кинжалами», завсегдатаи «Головы Тролля» сразу потеряли к происходящему всякий интерес.
– Кто-то забрал шляпу, – пробормотал Ринсвинд пересохшими губами. – Они удрали через черный ход.
Девушка бросила на него свирепый взгляд и направилась к двери. Толпа посетителей «Головы» машинально расступилась перед ней, словно акулы, признавшие другую акулу. Ринсвинд рванул следом, торопясь смыться, пока на его счет не сделали противоположных выводов.
Они вылетели в очередной проулок и с топотом понеслись по мостовой. Ринсвинд старался не отставать от девушки. Преследующие ее люди имели обыкновение наступать на острые предметы, а Ринсвинд не был уверен, что она узнает его в темноте.
Сквозь мелкий, неохотно моросящий дождь в конце переулка виднелось слабое голубоватое свечение.
– Подожди!
Ужаса в голосе Ринсвинда оказалось достаточно, чтобы девушка сбавила темп.
– Что случилось?
– Почему грабитель остановился?
– Вот сейчас у него и спросим, – твердо пообещала Канина.
– А почему он покрыт снегом? Она притормозила и повернулась к волшебнику. Руки ее были уперты в бока, а ножка нетерпеливо постукивала по влажным булыжникам мостовой.
– Ринсвинд, я знакома с тобой всего час, но меня удивляет, что ты прожил даже так долго!
– Да, но ведь мне это все-таки удалось! У меня вроде как талант к выживанию. Спроси кого угодно. Я к этому даже пристрастился.
– К чему?
– К жизни. Привык к ней с раннего возраста и не хочу бросать эту привычку. В общем, можешь мне поверить, здесь что-то не так!
Канина оглянулась. Человек был окружен сияющей голубой аурой и, такое впечатление, рассматривал что-то у себя в руках.
Снег ложился ему на плечи, словно перхоть. Неизлечимая перхоть. У Ринсвинда был нюх на такие штуки, и его мучило сильное подозрение, что этот человек пребывает там, где ему не понадобится никакой шампунь.
Они боком скользили вдоль поблескивающей стены.
– Ты прав, какой-то он странный, – согласилась она.
– Ты имеешь в виду то, что он завел себе персональную метель?
– Вроде бы его это не огорчает. Он улыбается.
– Я бы назвал это застывшей улыбкой. Увешанные сосульками руки незнакомца успели приоткрыть крышку коробки, и сияние нашитых на шляпу октаринов освещало пару жадных глаз, покрытых толстой коркой инея.
– Знаешь его? – осведомилась Канина.
Ринсвинд пожал плечами.
– Видел в городе. Его зовут Лисица Ларри или Куница Феззи. Или вроде того. Какой-то грызун. Обыкновенный вор. Безобидный.
– У него такой вид, как будто ему ужасно холодно, – поежилась Канина.