— Полагаю, что прошлой ночью, — шепотом сказал Бушмин. — «Черный» сказал, что «чехи» вторую ночь веселятся.
— Постой-ка... По-моему... Вот же твари!
— Вначале обезглавили, — просипел Бушмин. — А потом прикрутили туловище к столбу. Или наоборот... Дьявол их побери!
— Ага... Вижу еще кое-что... Какого-то мужика поволокли! Кажись, это кто-то из «полосатых»... Что будем делать, Кондор? Ты уже вызвал «ангелочков»?
— Минут через пятнадцать будут здесь. А что делать... Думаю вот, но пока не решил.
— Может, и не «полосатый», — сказал Мокрушин, возвращая бинокль.
— Может, и тот, другой, не из наших. У них тут хватает и заложников, и пленных... А тех четверых, кого на пленке показывали, наверняка держат в бункере Исмаилова.
— Даже не знаю, Рейндж, что мы можем сделать...
Бушмин вскинул к глазам бинокль. Пока он обменивался с Мокрушиным репликами, чеченцы успели казнить свою жертву. Толпа на какие-то мгновения расступилась, поэтому было видно, как двое поволокли обезглавленное тело к столбу, а затем, очевидно проволокой, прикрутили. Третий какое-то время держал над собой отрезанную голову, пока его соплеменники с воем и улюлюканьем пускали в небо дымные очереди из автоматов, потом бросил ее к ногам прикрученного к столбу мертвеца.
— Что? — тревожным шепотом спросил Мокрушин. — Не вижу! Этого тоже кончили?
— Да, и его тоже...
У Бушмина аж скулы сводило от ненависти.
— Рейндж, эти подонки отрезали ему голову. А теперь вот распяли!
— Надо что-то делать, — прохрипел Мокрушин. — Мы не можем так это оставить!
— Я думаю, Рейндж. Пытаюсь что-нибудь придумать.
Тут раздался приглушенный голос Авиатора:
— Подлетное время — десять минут.
Два десятка бойцов ГРУ... И судьбы их в данный момент зависели от решения, которое примет командир. Да еще от воли случая. Все понимали: рядом происходит нечто чудовищное, нечто такое, что противоречит не только человеческой природе, но и самим законам бытия.
Хотя бойцы эти и сами были далеко не ангелы, но стерпеть такое...
— Что там? — адресуясь скорее к самому себе, спросил Мокрушин. — Какую мразь еще решили сотворить?
Толпа в центре площади вроде как распалась, рассыпалась на отдельные фрагменты. Но уже спустя короткое время на площади образовалось нечто похожее на окружность радиусом метров в двадцать пять или тридцать; и закрутилось оно, это чертово колесо, вокруг лобного места, где нохчи только что совершили человеческое жертвоприношение.
— Я не врубаюсь, Кондор, — вновь подал голос Мокрушин. — У них что, в массовом порядке крыша набекрень съехала?
— Хуже, Рейндж. Все гораздо хуже.
— Что это... Что такое?
Опять подал голос Авиатор:
— Самолеты будут через девять минут.
Бушмин облизал пересохшие губы.
— Это танец, Рейндж. Ритуальный чеченский танец «зикр».
Они несколько секунд молчали. Оба думали сейчас об одном и том же. О том, какая это чертовски запредельная штука — нынешняя война. И, увы, исход ее далеко не ясен. Никто не знает, есть ли та грань, которая отделяет победу от поражения. И есть ли такой населенный пункт, или городской квартал, или даже отдельное строение, от исхода сражения за которое может зависеть исход всей кампании? И какому именно эпизоду суждено стать в этой войне ключевым? Не этому ли действу, что разворачивается прямо у них на глазах, сатанинскому ритуалу, от которого пытаются подзарядиться черной, бесовской энергией люди, перешагнувшие черту человечности.
— Этих двух надо снять со столбов, Рейндж, — нарушил Андрей молчание.
— Сделаю. А по бункеру пусть работает Череп.
— Добро. Возьмешь Сабаса и тех двух бойцов, что караулят возле машин, они в гражданке...
— Командир, осталось восемь минут, — вклинился Авиатор. — «Ангелы» просят уточнить целеуказания.
— Одну секунду... Значит, так, Рейндж...
Он на мгновение запнулся, представив себе всю абсурдность того, что они намереваются в скором времени сделать. Только на площади и в ее окрестностях собралось более тысячи чеченов и наемников, а в его распоряжении всего лишь горстка людей да еще «полночные ангелы», которые уже на подлете...
— Первое звено отработает по периметру площади...
— Теряем время!
Бушмин коротко кивнул. Если объяснять все на пальцах да разжевывать кашку, то на это уйдет несколько драгоценных минут. Нет нужды разжевывать. Они с Рейнджем давно понимают друг друга с полуслова, к тому же Мокрушин и сам многоопытный командир группы.