Три десятка нохчей в возрасте от пятнадцати до сорока лет стояли со связанными сзади руками на самом краю глубокой траншеи, которой вскоре предстояло стать могильником.
Кто-то из местных авторитетов явно намеревался присосаться к «большой трубе» и распорядился сделать ответвление для нужд собственного нефтеперегонного заводика, но приход федералов спутал ему карты, а уже вырытую траншею никто не удосужился засыпать.
Пятерых чеченов из числа выздоравливающих выхватили прямо из больницы, остальных брали из домов, в темпе прочесав несколько кварталов. Потом связали руки, охаживая прикладами и дубинками, утрамбовали в старенький «ПАЗ», вывезли за околицу и выстроили на краю траншеи.
Вэвэшный подполковник в маске, заместитель Заруцкого, стал проводить с понурившими головы абреками воспитательную работу. Смысл его речей сводился к следующему: если в станице и ее окрестностях произойдет еще хоть одно ЧП, если не прекратятся ночные обстрелы и будет убит еще хоть один человек, тогда все регистрации аннулируются, в населенном пункте будет по-новому произведена зачистка, все мало-мальски подозрительные субъекты будут отправлены в фильтры, а смутьянов, кто по ночам бродит с оружием, а днем прячет его в «нычки», ждет этот вот глубокий ров.
Пока подполковник «воспитывал» чеченов, Заруцкий делал выговор Искирханову в его служебном кабинете, расположенном на втором этаже управы.
Поскольку они общались наедине, то полковник особо не стеснял себя в выражениях.
— Тебя зачем на это место поставили, Ильдас?! Чтобы ты следил здесь за порядком! А ты вконец распустил своих нохчей! Какого лешего?! Зачем пускаешь боевиков в Мещерскую?! Не хрена им здесь делать! Пусть воюют в Джохаре, в горах, а здесь им не место! Почему я должен этим дерьмом заниматься? А ты тогда на что сдался? Думаешь, у меня других забот нет?!
Говорил он медленно и веско, чтобы каждое слово втемяшилось в башку чечена. Да еще вдобавок приставил к его груди указательный палец и долбил, точно дятел, чтобы «управленец» надолго запомнил урок.
Ильдас, крепкий и коренастый мужчина лет тридцати пяти, с хитрющими глазами-буравчиками на смугловатом, выбритом до синевы лице, то пытался что-то сказать, то тут же, словно осознав свои промахи, принимался угодливо кивать головой.
— Должен быть порядок, понял?! — жестко сказал полковник. — Чтобы впредь у тебя здесь было тихо и покойно, как на сельском кладбище! А то твои же кунаки, если ты нам дело сорвешь, из тебя сделают виноватого.
Местный «голова» хотел что-то сказать, но Заруцкий вспомнил, о чем намеревался расспросить Искирханова.
— Ильдас, недавно здесь был Латып, так?
— М-м... Латып? — Искирханов отвел глаза. — Он сам тебе рассказал?
— Я тебе, кажется, задал вопрос.
— Да, заезжал ненадолго. Не знаю, какие-то дела у него здесь были... А что случилось?
Заруцкий еще раз с силой ткнул чечена пальцем в грудь.
— Пока ничего не случилось, Ильдас. Но если ты, дорогой кунак, будешь за моей спиной какие-то козни строить, с тем же Латыпом без моего ведома и согласия какие-то делишки прокручивать, то случиться может всякое и разное...
В этот момент включился «Кенвуд». Заруцкий, выслушав сообщение, которое ему передали по рации, вполголоса выругался.
Дверь за полковником захлопнулась с такой силой, что с притолоки посыпалась штукатурка.
* * *
«Ми-8 Салон», рассчитанный на перевозку высокого начальства, приземлился на площадку рядом со станцией. Когда к вертолету подкатил пятнистый джип, по площадке уже вышагивал генерал-лейтенант Карабанов, рядом с которым держалась добрая дюжина «навороченных» спецназовцев.
Карабас очень беспокоился за свою драгоценную жизнь, поэтому повсюду, где бы он ни появлялся, даже в Москве, его прикрывала охрана.
Вместо приветствия генерал проворчал:
— Что ты себе позволяешь, Заруцкий? Кто дал тебе «добро» на зачистку?
Наверняка уже кто-то «стукнул», подумал вэвэшник. Но сказал совсем другое:
— Да нет никакой зачистки. Небольшая профилактика, не более... Задержали несколько чеченцев, сейчас им прочитают «лекцию», потом отпустят по домам. Так что я не вижу оснований для... беспокойства.
Приблизившись к Заруцкому вплотную, генерал негромко проговорил:
— Я смотрю, ты слишком много стал брать на себя. В последнее время ты уже несколько раз крупно меня подставил. Особенно когда подписал меня на авантюру с наездом на гэрэушников. Смотри, Николай... Мое терпение не безгранично.