Алекс не желал их слушать. Но бык, утомленный бегом, теперь ступал медленно, огромными рогами раздвигая ветви. И те не смели перечить, убирались.
Сталкивались черепа, падали на землю. Говорили.
– Я Ангантюр, держатель го?тов, которых вел…
– Колец бессчетно роздал…
– Звалась Кримхильд Волоокой… – женский плач – коготь по стеклу, железо по камню. – Любить желала и любимой быть…
– Брунхильд Сильная искала лишь того, кто был ее достоин! Слабым места нет в покоях дочери валькирий!
Бык остановился.
– Хельги, сын Хьёрварда, лязг щитов не раз я слышал, рубахи битв не раз я мерил и ран огонь в руках держал…
– Пошел, – Алекс хлопнул быка по боку, но тот не шелохнулся. Он стоял посреди леса и лишь головой поводил. – Пошел!
– Тише, – Юлька обернулась. Лицо ее было злым, а глаза опасно блестели. – Ты мешаешь!
Кому? Вот этим мертвецам? Нельзя мертвецов слушать!
– Сваву Легкокрылую в жены взять я жаждал… Альв, сын Хродмара, отнял иву злата.
Алекс спрыгнул на землю, которая оказалась мягкой, как мармелад. Она вроде бы и держала, но стоило замереть, как ноги начинали тонуть. Не земля – синее болото пыли.
Черепа улыбались. Сколько их? Бессчетно!
Не пыль это – толстый слой праха. Он и кормит дерева, он стекает с костей, оставляя их, как оставляет нетронутыми сами камни, лежащие на дне.
– Спускайся, – Алекс подал руку, и когда Юлька покачала головой, просто стянул ее.
Она вовсе нетяжелая.
– Отпусти!
– Идти надо. Джек?
Двоих не выволочь. Крышкина дергается, стучит по спине, но хоть не визжит.
Алекс скинул ее на перину истлевшей плоти – синяя пыль взметнулась, заплясала, облепляя шлем черным вороном – и велел:
– Стой смирно.
Качались деревья, расправляли крылья истлевших знамен. Осокой прорастали из праха стрелы, голые остовы копий подпирали небо. Щербатые щиты смыкались плотно, сдерживая туман, и шептали черепа:
– Идите, идите…
– Идем, – Джек тронул плечо. – Надо уматывать.
– А бык?
Бык каменел. Задние ноги его обрели гранитную серость, прилип к боку хвост и трещины поползли по рогам. В лиловых глазах еще теплилась жизнь, но надолго ли хватит ее?
– Почему? – Алекс провел по широкой голове, тронул мягкие ноздри, из которых торчало кольцо. Горячее дыхание зверя грело руку.
– По кочану, – огрызнулся Джек, перекидывая через плечо сумку.
Он просто не хочет говорить вслух. Если бык умирает, значит, и Ульдра мертва. И Бьорн тоже. Он не пустил бы мертвеца в ее дом. И если так, то…
– Надо идти, – повторил Джек.
– Можно крови дать.
Крови в человеке много. Литра четыре. Или больше даже. Хватит пары капель, чтобы бык ожил, поднял их на спину и понес сквозь лес. Или вернулся к холму, к хозяйке, дал бы ей немного жизни.
Алексу не жалко крови.
– Хильд Хитроумная руду жил лила щедро. Открыла путь бурану Хьядингов…
– Давай. Режь, если свербит, – Джек переложил копье в левую руку. – Им тоже охота. Выжрут досуха.
– …Хёгни и Хедин не знают покоя…
Юльку пришлось взять за руку. Она ступала, дико озираясь по сторонам, иногда останавливалась, вырывала руку и говорила. А что говорила – не понять.
Земля же, чем дальше, тем сильней хватала за ноги, норовя удержать от следующего шага. И каждый давался с боем. Молот выл. Копье кричало, и Алекс слышал его крик. Но шел и шел, тянул за собой Крышкину, а когда устал тянуть – снова на плечо закинул.
Джек шагал впереди, выбирая дорогу меж одинаковых белых стволов. От ветвей он отмахивался, через кости переступал, а порой шел и по костям, и тогда голоса затихали. Становилось слышно, как всхлипывает Крышкина.
– Вот и вы, – Снот сидела в огромном черепе, сохранившем остатки волос. Они свисали до самой земли ярко-рыжими воздушными корнями. – Я уж испугалась, что не дойдете.
– Дошли, – Джек оперся на копье. – Ты нас бросила.
– Отлучилась. По делу… по очень важному делу…
– …Мьёлльнир… мой Мьёлльнир… здесь мой Мьёлльнир…
Кошачий хвост смахнул пыль с черепа, и голос умолк.
– Вас тут не заговорили? Они умеют.
– Что это за место? – спросил Алекс.
– Просто место. Одно из многих. В Ниффльхейме великое множество всяких мест, которые раньше имели имя, но потом потеряли. Имена – они как вещи, тоже имеют обыкновение теряться.