Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
137 
Забыл наверное.
Помнил, помнил, а потом взял и забыл.
– Я… я не хочу тебя обижать, – она говорила медленно, подбирая слова, и поглядывала – не злится ли он. А он не злился, устал слишком, и драконье сердце напоминало, что злиться не стоит.
Уже две недели это сердце кочевало по карманам. Семен Семенович не находил в себе сил расстаться с ним, как в далеком детстве не умел расставаться с осколками кремния, подшипниками, перламутровыми раковинами с острым краем и прочими крайне нужными вещами. А потому просто перекладывал из одного кармана в другой.
– Сядь, пожалуйста, – попросила Аллочка. – Я не могу говорить, когда ты… нависаешь.
И Семен Семенович опустился на диванчик, несколько опасаясь, что тот развалится. Мебель в квартирке была дрянной. Как и сама квартирка, тесная, темная, спрятавшаяся в улье-многоэтажке. Комнат всего две, и вторая заперта на ключ, хранит пыльные залежи хозяйской мебели.
Что Аллочка делает в этом странном месте?
– Поехали домой, – снова предлагает Семен Семенович и снова опасается отказа.
Аллочка не спешит. Она кривится, готовая расплакаться – раньше ее слезы злили, а теперь просто становится страшно, безотчетно, но до ледяного штыря в позвоночнике и языка, прикипевшего к нёбу.
– Ты не подумай, что я неблагодарная. Или что собираюсь судиться. Я не буду судиться. Я… мне не надо денег.
– Что, совсем?
На что она жить будет? Ничего ведь не умеет. Мисс-чего-то-там. Королева подиума, оставившая королевство по первому требованию…
Драконье сердце нагревается, вычерпывая злость, опустошая и без того пустую душу.
– Я понимаю, что ты сейчас думаешь, – Аллочкины ладони лежали на расшитой пионами скатерти. – Что я не знаю, чего хочу. Я знаю. Я понимаю, что мне будет тяжело, но… я попробую.
– Почему?
Ногти остригла. Или правильнее будет сказать – сняла? У нее же длинные были, заостренные. А теперь вот короткие. И глаза не накрашены.
Баринов не помнит, когда в последний раз видел ее ненакрашеной.
– Потому что я схожу с ума. Нет, Сема, ты не перебивай, пожалуйста!
Он и не собирался.
– Я больше не могу там, понимаешь? Тебя нет. Саши нет. Никого нет. Пусто и пусто. Я хожу из комнаты в комнату и… и зачем нам столько? Мы друг друга там не видели. Это же удобно – не видеть друг друга.
– Ты очень красивая. Теперь.
– Я все гадала, когда тебе надоест играть в семью, когда ты Сашку заберешь и на дверь покажешь. Все ведь так делают. Все… и привыкать нельзя.
– А что можно?
– Драгоценности собирать. Лучше, если с камнями и авторской работы. Надежней. Так все делают.
Почему ей стали вдруг важны были эти абстрактные "все"? Кто они вообще такие?
– И чтобы машина была. И квартира, желательно, если в элитном доме. Мировое соглашение…
– Алла, а я дракона убил.
– Что? – она вздрогнула и забыла о своем мировом соглашении и несуществующей квартире. Но если бы ей нужна была квартира, действительно нужна, Семен Семенович купил бы. И купит, чтобы она не жила в этой норе.
Денег тоже даст, столько, сколько надо будет.
– Дракона. Настоящего. А голову не принес. Надо, наверное, было, только как-то вот не подумал.
– Ты смеешься надо мной?
– Ничуть. Я бы принес тебе голову дракона и возложил бы к ногам.
– Зачем?
– Принято так. Я тебе – голову. Ты мне – руку и сердце. Бартер.
Ей идет улыбка, и надо бы сказать, но почему-то сложно говорить простые вещи. И Семен Семенович совсем теряется, хотя подобного с ним давненько не случалось.
– Я дом для тебя строил. И для Шурки тоже. Чтобы всем места хватало. Чтобы просто не мешали друг другу. Но если не нравится, то другой купим. Такой, как ты скажешь. А не хочешь дом, тогда квартиру. Сама выберешь. Завтра поедешь и выберешь.
Алла покачала головой.
– Почему? Я настолько отвратительный муж?
– Нет.
– Тогда в чем дело?
Не кричать. На нее нельзя кричать, потому что она слабая и испугается. А ей сейчас вредно пугаться. Ей вообще вредно находиться в этой дыре, где отчетливо пахнет газом, за стеной шелестят мыши, а за окном виднеются трубы старого завода. Они выдыхают дым, целые желтые облака треклятого дыма, травят город и его, Семена, женщину.
– Послушай, Шурка вернется. Уже скоро. Я знаю, что он вернется, и как я ему скажу, что тебя нету? Я вообще не умею с ним разговаривать. Только ору. Но я ведь не специально.
137 
