То-то Джордж с этой родинки глаз не сводит. Да и вообще следует за лореткой, как гончак за зайцем. И выражение лица знакомое: виновато-растерянное.
— Не переживай, милая, — сказала Эгимунда, вздыхая всеми телесами. — Все они одним миром мазаны…
— О, я нисколько не переживаю, — солгала Джорджианна и повернулась к залу. Перед глазами стояла пелена. — Ты не видела Эмили?
— Видела. Она в сад вышла.
— Зачем? — нужно говорить, если замолчать, обида заполонит весь мир и погасит даже те огоньки свечей, которым удается пробиваться сквозь туман.
Эгимунда пожала плечами и ответила:
— Понятия не имею. С ней еще девица Беккет была… она не так и ужасна. И Уолтеру понравилась. Как ты думаешь, если он сделает предложение через две недели после знакомства, это не будет казаться слишком поспешным?
А Джордж на другой день после того бала прислал цветы. И записку, в которой пространно излагал свои намерения. Джорджианна тогда смеялась, но записку никому не показала.
Она и сейчас хранила, вместе с высушенной розой. Господи, ну до чего пошло! И до чего мило…
— Я, пожалуй, спущусь.
Эгимунда рассеянно кивнула и, заслонившись веером, зевнула.
Внизу шумно и людно, и запах лилий кружит голову, а музыка рвет нервы. Мигрень начнется. И меланхолия. И Джордж посоветует съездить на воды, а сам…
С Джорджианной раскланивались, она дарила взамен улыбки. С кем-то обменялась шуткой. Получила комплемент. Ответила любезностью… у двери в сад ее догнал лакей и, протянув поднос с конвертом, сказал:
— Леди Фэйр, вам просили передать.
В конверте оказалась записка:
"Если желаете узнать правду о вашем муже, жду Вас послезавтра на Таум-Гарден, 7.
М-ль Лепаж.
P.S. Будет просто замечательно, если вы оставите вашу горничную дома. Слуги бывают болтливы. Подруги также"
— Глава 33. О неких поспешных действиях, разговорах и обидах
Я стоял, глядя на дом, окутанный дымкой золотистого света. Я пытался убедить себя, что давешний сон — лишь сон и ничего более, однако беспокойство, им вызванное, росло с каждой минутой. И наконец, решившись, я надел маску и вклинился в полноводную реку людей и экипажей.
Если меня узнают, будет скандал.
А если меня заметят, то скорее всего узнают. Однако сейчас скандал был меньшим из зол. Я должен был убедиться, что Эмили в порядке.
И удача сопутствовала моим намерениям. Не без труда, но мне удалось проникнуть в сад, но ровно затем, чтобы подобно Минотавру оказаться в зеленом лабиринте лорда Баксли. Безусловно, его садовник был весьма хорош и, пожалуй, чересчур изобретателен.
Поворот. Узкое жерло коридора. Украшенное фонариками деревце в кадке. И снова поворот. Арка, увитая цветами, и белое платье мелькает впереди. За стеной раздается смех и тут же гаснет, заглушенный музыкой. А внезапный порыв ветра доносит аромат роз и обрывки голосов.
— …я не понимаю, что вы хотите от меня!
Эмили? Эмили! И облегчение, которое я испытываю в тот момент, не поддается описанию. Эмили жива и здесь, рядом, за узкой полосой кустарника, который я просто проламываю.
Ветки цепляются за одежду и рвут, но мне уже плевать.
— Эмили!
— Дориан! — взвизгивает Минди, подпрыгивая.
— Дориан? — девушка, стоящая рядом с американкой, недоверчиво щурится. Она всегда плохо видела в темноте. — Это ты? Что ты здесь делаешь, Дориан?
— Мне приснился сон и… я рад тебя видеть.
Я не видел тебя тысячу и один день. И если это не вечность, то где-то рядом. Я готов любоваться тобой нынешней и тосковать по тебе прошлой. Я хочу услышать твой рассказ и прикоснуться, понять, что стоящая передо мной девушка в великолепном муаровом платье — не миф и не сказка.
Минди отступает в тень, и я благодарен ей за неожиданный такт.
— Я тоже рада, — говорит Эмили как-то глухо и совсем не радостно. — И ты прав, нам следовало поговорить. Мисс, вы не будете столь любезны постоять здесь? Если вдруг кто-то станет искать меня или вас…
— Я свистну, — пообещала Минди, присаживаясь на лавочку. Я не сомневался — она и вправду свистнет.
Мы с Эмили снова оказались в лабиринте. Я ощущал ее руку на своей и думал, о том, что уже ради этого стоило рискнуть.
— Ты понимаешь, как рискуешь? Ты о чем думал, придя сюда?