Хотя как по мне, так лучше каторга.
— Так ты согласен? — задал я вопрос, ответ на который во многом определит мои шансы на успех. Если Персиваль откажется, мне придется идти одному. А что-то подсказывало, что этот вариант обречен изначально.
— Согласен? Ну… в общем-то да. Только делать будем по-моему. И руку тебе жать я не стану.
Последнему обстоятельству я был даже рад.
На этот раз через стену перебирались в старой части сада. Сложенная из кирпича, она успела одеться в зеленую шубу плюща, и обзавестись многими щербинами, на которые весьма удобно было опираться.
Персиваль, пока полз, тихо матерился, но очутившись внутри периметра, замолчал. Он и дышать стал тише, а двигался, держась в тени, почти сливаясь с нею. И куда только подевалась его прежняя неуклюжесть?
Добравшись до задней части дома, он придирчиво осмотрел окно, мотнул головой и двинулся к следующему. Впрочем, и этим остался недоволен. Равно как и третьим.
— Запечатаны, — шепотом пояснил он, пробуя раму на прочность.
Сегодня я и сам видел. Тусклые, в лунном свете Печати вспыхивали злым серебром и снова гасли, стоило луне уйти за тучи.
Мы шли вдоль стены, и отголоски беззвучного эха заставляли меня вздрагивать и стискивать кулаки в бессильной злобе. Этот дом, когда-то бывший убежищем и другом, вдруг переменился, и я, не понимая причин перемен, начинал его ненавидеть.
Вдруг Персиваль остановился, качнулся, почти выпав из спасительной тени, но тотчас вернулся в нее же. Правая его рука вцепилась в мое плечо, а палец левой указал на ближайший прямоугольник стекла.
Он был чист.
Я даже моргнул, решив, что ошибаюсь. Но нет. Черная гладь стекла в багете рамы была свободна ото всяких печатей, и эта ее свободность внушала подозрение.
— Ловушка, — одними губами произнес Персиваль. Я кивнул.
Знать бы, что делать дальше. Отступить? Но я готов был поклясться всеми Ангелами, что это окно — единственный доступный мне путь в дом. Уйти? А как же Эмили?
— Уходим? — спросил Персиваль, как мне показалось, без особой надежды на согласие.
— Нет.
— Ты-таки идиот.
Он поправил зубами перчатки из буйволиной кожи, поднял воротник, прикрывая широкую полосу клепаного железа, больше похожую на ошейник, чем на настоящее "стальное горло", и сказал:
— Ну давай. Лезь. Я следом. Прыгнешь и на пол сразу. И в угол. Если кто будет — бей и так, чтоб отключить.
— А если…
— Все "если" — на потом.
В данный момент наставления моего нечаянного соучастника показались мне совсем не такими забавными, как прежде.
Я подходил к окну, как греки подходили к Трое. Сердце бешено стучало, требуя действия. Разум умолял об осторожности. Низменные инстинкты уговаривали убраться подальше от этого места.
Приоткрытые ставни — и почему я не удивлен? Чернота за ними. Сколько ни вглядывайся — все равно чернота. Дыхание Персиваля щекочет шею. Палец, упертый между лопатками, подталкивает. Мне кажется, что человек сейчас смеется над моей слабостью, но я готов простить этот смех.
Я действительно слаб.
Створки беззвучно распахнулись, и я, вцепившись в жесткое ребро подоконника, подпрыгнул, замер на долю мгновенья, пытаясь разглядеть хоть что-то, и нырнул в комнату. Ковер смягчил падение, острый угол шкафа вписался в плечо, разворачивая. Что-то звякнуло, полетело, мелко дребезжа. Затихло.
Персиваль перевалился огромной тенью, которая тотчас растворилось в родительской темноте. Я слышал его дыхание, обонял его запах — острый и резкий, почти заглушивший другой, куда более опасный аромат. Он щекотал ноздри, дразнясь и ускользая.
Он требовал внимания и…
Черным щитом на окно упала заслонка, и в тот же миг раздалось шипение.
— Твою мать, — сказал Персиваль в полный голос.
Миндаль. Тертый миндаль и немножечко серы. И третья компонента, от которой в горле стало сухо и горько.
— Уходим. Не дыши.
Если нам позволят уйти. Они не идиоты, в отличие от меня. Ведь предупреждал же Персиваль… и теперь на моей совести будет и его труп. Два трупа, считая собственный. И еще Эмили…
Воздух со вкусом миндаля. Мутит.
Дверь найти. Быстрее. Вот. Руки шарят по полотну. Дергают ручку. Заперто. Конечно, заперто. На что я рассчитывал?
Выбить. Выбраться. Немедленно.
Персиваль, отодвинув меня в сторону, пнул дверь. Бесполезно. В этом доме двери хорошие, я-то знаю.