И я понимаю, что на мне моя любимая пижама. Фланелевая с уточками. Может, он не заметил. Меня это бесит. Это мое место. Пространство, блин, которое должно быть личным.
— Капитанская каюта. Отличный выбор. Собирайся. У нас есть работа. — Он подходит к двери и собирается выйти на палубу. — Милая пижама, детка.
Риодан привозит меня к церкви.
Церкви я не люблю. Они, как и деньги, — всеобщий заговор. Словно все сговорились верить, что Бог не только есть — он спускается и проверяет, как у народа дела, пока этот народ зависает в определенных местах, водружает алтари, жжет кучу свечей и благовоний и исполняет «сели-встали» и другие дурацкие ритуалы, от которых ковен ведьм начинает казаться не таким уж сборищем психов. А затем, чтоб еще больше все усложнить, некоторые ребята исполняют ритуалы «А», другие исполняют ритуалы «Б», «В» и «Г», и так далее до бесконечности. И те, и другие отрицают чужое право на рай только потому, что ритуалы их названы разными буквами. Чуваки. Ну странно же. Насколько я понимаю, если Бог есть, то он или она не обращает внимания на то, что мы тут строим, следуем ли мы запутанным правилам, он скорее сидит у нас на плечах и смотрит, чем мы каждый день заняты. Смотрит, принимаем ли мы от него отличное приключение под названием «жизнь» или воротим нос и никак этот подарок не используем. Я знаю ребят, которые наверняка отправятся в рай. То есть, если б я была Богом, я бы хотела, чтобы они там со мной были. А еще я думаю, что вечное счастье бывает вечно скучным, так что я всего лишь пытаюсь не быть слишкомуж интересной, хоть это мне и сложно. Лучше я буду супергероем в аду, гоняя по нему все виды демонов, чем стану ангелочком в раю и буду порхать с дебильной улыбкой на лице, весь день бренькая на арфочке. Чуваки, дайте мне барабан и большие тарелки! Мне нравится лупить и колотить.
Так что, когда Риодан приводит меня к церкви, я торможу снаружи.
Я мысленно перебираю места, которые до сих пор видела замороженными: сектор Честерса, склад на окраине города, два небольших подвальных паба, фитнесс-центр, деревенское семейство «полоскунов» и теперь вот маленькое собрание в церкви.
Я маячу у высоких двустворчатых ворот и рассматриваю детали, потому как точно не тороплюсь внутрь. Холод, который идет оттуда, просто жуткий, хуже, чем в предыдущих местах. Воздух обжигает горло до самых легких, хотя передо мной целых пятьдесят ярдов до двери в церковь, где ребята собрались у алтаря в ледяном варианте рождественской постановки. Там восемь мужчин, три женщины, священник, стоящая рядом с ним собака и старик, сидящий за органом. Я слышала, что на Хэллоуин выжило больше мужчин, чем женщин, и что в деревнях женщины стали товаром, мужчины с ног сбиваются, за ними бегая. Трубы органа за алтарем покрылись сосульками, с потолка свисают огромные ледяные сталактиты. Во всем помещении висит замерзший туман. Священник стоит за алтарем, лицом к остальным, его руки подняты, словно он в разгаре проповеди.
— Тут холоднее, чем в любом из предыдущих мест, следовательно, это случилось совсем недавно, учитывая температуру окружающей среды и прочие факторы, — говорю я, и, когда говорю, дыхание кристаллизуется маленькими облачками, которые зависают в воздухе. Меня трясет. — Блин, как холодно!
— Слишком холодно для тебя.
Я смотрю на него. У него почти получился вопросительный знак в конце фразы.
— Чувак, ты обо мне беспокоишься? Я неразрушимая. Когда ты узнал об этом месте?
— Фэйд нашел его сорок минут назад Он проходил мимо церкви на десять минут раньше, она не была замерзшей. Когда он возвращался, уже была.
— Так что это действительносамое свежее из всего, что мы до сих пор видели. — Я замечаю, что он шагает к церкви не так медленно, как шел в предыдущие места. Наверное, тут холодно даже для него.
Я вдыхаю и выдыхаю, быстро и глубоко, наполняю легкие, накачиваюсь адреналином.
— Пошли посмотрим.
Я мысленно собираюсь, жму на газ и стоп-кадрирую.
Есть холод, а есть кое-что похуже. Этот мороз ножами врезается в меня и проворачивает их, захватывая хрящи и кости. Режет мышцы и сухожилия, лезвиями проходится по нервам. Но это место действительно самое «свежее», так что, если я собираюсь найти улики, их нужно искать здесь раньше, чем температура начнет подниматься и все изменится. Если изменится. Я пока слишком мало знаю.
Я, трясясь, обхожу маленькое собрание по кругу. Меня трясло от холода и в предыдущих местах, но никогда еще во время стоп-кадров. Я считаю, что дрожать здорово, потому что это способ тела стоп-кадрировать на молекулярном уровне. Твои клетки ощущают температуру, слишком низкую для тебя, и мозг заставляет тебя вибрировать, чтобы разогреть тело. Так что я сейчас дважды стоп-кадрирую, на клеточном уровне и на ногах. Тело — чудесная штука.