— Я всегда любил твои волосы, — сказал он.
— Ой, конечно же, нет, — возразила, не удержавшись, Эрмиона. — Ты и Рон всегда говорили, что они выглядят так, будто у меня на голове сидит очень рассерженная кошка!
Гарри поперхнулся.
— Ага, когда нам было двенадцать.
— Все равно, это было очень грубо с твоей стороны, — сказала Эрмиона. — Ты должен как-то извиниться за это.
— Я не уверен, что мы достаточно уединились для этого, — ответил Гарри, стараясь быть серьезным.
— Определенно — нет! — раздраженно откликнулся Драко с другой стороны шкафа. — Пожалуйста, пожалейте нас.
Гарри закрыл глаза.
— Я сделаю вид, что я этого не слышал.
Эрмиона приподнялась, пригнула ему голову и крепко поцеловала. Она всегда поражалась, даже сейчас, что ей нужно тянуться к Гарри, что он стал таким высоким и ловким, и таким… взрослым. Не то, чтобы это было плохо — стать взрослым. Взросление — это хорошая штука, особенно, когда это к лицу кому-нибудь, как, например, стать выше и шире в плечах было к лицу Гарри.
Тем не менее, это был короткий поцелуй. Она прервала его и позволила Гарри отвести ее назад, в середину комнаты. Драко стоял, прислонившись к стене возле входа — элегантный, хмурый, длинноногий, скрестив руки на груди.
Эрмиона посмотрела на него:
— А где Рон?
— Я здесь, — раздался голос Рона из пустого места рядом с Драко. — А что?
— Э-э, — произнесла Эрмиона, вытаращив глаза.
— Я накинул на него плащ-невидимку, — вежливо пояснил Драко, — Меня тошнит при виде его лица.
Что-то затрещало, и Рон появился снова, выдираясь из-под плаща, который он носил, явно не догадываясь об этом. Он сверкал глазами на Драко, и уши его горели розовым. — Ты… педераст… ублюдок…
Эрмиона схватила его и потащила к выходу.
**************
Перевернув Хроноворот, Джинни обнаружила, что она падает сквозь облака фиолетовой темноты, но в каком направлении — неизвестно. Это могло быть вверх, вниз, иди вбок через пространство. Все исчезло в фиолетовом «ничего». Все, что она знала — это бесконечный миг головокружения и стремительного движения, затем дурманящая пустота исчезла, и вот она стоит ногами на твердой земле, окруженная чернотой.
Она напрягла глаза, пытаясь разглядеть что-нибудь. Ее сердце колотилось. Она попробовала установить Хроноворот так, чтобы он перенес ее назад в прошлое в тот момент, когда она ушла оттуда, но она еще не была искусна в его настройке. Вероятно, она промахнулась на несколько часов, и сейчас ночь.
Но даже в самую темную ночь она должна была суметь увидеть собственные руки, поднесенные к лицу.
Она пошарила в поисках палочки и вытащила ее из кармана.
— Иллюмос, — прошептала она.
Свет вырвался из кончика палочки, озарив все вокруг. Она стояла в коридоре, в точности там, где она собиралась очутиться. Коридор выглядел почти так же, как прежде, однако пол был покрыт толстым слоем пыли, и на стенах не было факелов.
Она поспешно пошла вперед, неожиданно испытав безрассудное желание выбраться из замка, который навевал ужасное, мрачное, пустынное чувство. Ее ноги, шлепающие по пыльному полу, производили единственный слышимый звук — ни свиста ветра, ни даже жужжания насекомых. Она дошла до конца коридора, обнаружила массивную, закручивающуюся каменную лестницу и скатилась по ней вниз настолько быстро, насколько это было безопасно. Оказавшись у подножия лестницы, она обнаружила, что стоит в огромном вестибюле, пол которого был расчерчен наподобие шахматной доски зелеными и белыми квадратами мрамора. Она пробежала по полу к огромной двустворчатой двери, рывком распахнула ее и вышла наружу.
И сощурилась, в первый момент не в состоянии понять, на что она смотрит. Здесь было больше света — тусклого серого света, который почти полностью заслоняла огромная стена, окружающая замок, возвышаясь над его стенами. Джинни смотрела в удивлении. Она не могла понять, откуда взялась эта стена — огромная, круглая, она, казалась, простиралась во всех направлениях вокруг замка и вверх — все выше, выше до тех пор, пока могли видеть ее глаза, исчезая в тусклой пустоте рядом с кусочком голубого неба размером с бусину. Пока она медленно спускалась по ступеням, она поняла, что стена вовсе не гладкая, а неровная и неправильная, и что она усеяна странными красными цветами.