Он смотрел на нее, и она почувствовала, как колени стали ватными — так было, только когда Гарри смотрел на нее — но теперь все совсем по-другому, что-то влекло её вполне физически.
«Это не так», — сердито сказала она себе.
— То есть ты пришла сюда, чтобы проверить, не одержим ли я? Это было вовсе ни к чему.
— Почему ты так злишься? — спросила она.
Он выглядел доведенным до ручки:
— Почему я злюсь? Потому что я целый день изображал, что все в порядке. Откровенно говоря, ты меня просто используешь. Но это уже слишком. Я с таким трудом сосредотачивался на том, чтобы не смотреть на тебя, что, если я приложу еще хоть малейшее усилие, у меня кровь из ушей пойдет.
— Хорошо. Я тебе очень благодарна, — натянуто сказала она.
— Ах, — произнес он. — Благодарность. Именно то чувство, на которое я рассчитывал.
— Ну и что же, по-твоему, мне нужно сделать? — сердито поинтересовалась она.
— Что тебе нужно сделать? Как на счет… Я себя просто без ножа режу, хотя, может, ты этого и не видишь… так как насчет того, чтобы быть честной с Гарри?
— Я же говорила тебе, почему я не…
— Прекрасно, — оборвал он ее. — Иди спать, Эрмиона. Тебе не стоит здесь находиться…
— Не пойду, — заупрямилась она.
Он прищурился:
— Ну, либо уходи, либо иди сюда. Я не собираюсь кричать тебе через всю поляну.
Она скованно пересекла поляну, разделявшую их, и оперлась на скалу рядом с ним.
«Это плохая идея» — шепнул внутренний голос. Но она наплевала на него.
— Я хочу кое о чем спросить тебя, — сказал она.
— А я, конечно, не знаю ничего лучше, чем отвечать тебе, — произнес он.
— Почему ты любишь меня?
— Что? — Драко вытаращил на нее глаза.
— Почему ты любишь меня? Я хочу знать…
На мгновение он потерял дар речи, что случалось с Драко чрезвычайно редко.
— Я не знаю, Эрмиона, — наконец сказал он. — Это все равно, что спросить меня, почему я левша. Некоторые вещи не имеют причин…
Она прикусила губу:
— Ты прав. Прости. Я не должна была спрашивать.
Она искоса взглянула на него. Лунный свет падал на его поднятое вверх лицо и волосы, посеребрил его глаза и подчеркнул черные тени под ними. Он нахмурился:
— А почему ты меня спросила об этом?
Она покачала головой:
— Я не знаю…
— А я знаю, — он повернулся к ней и, опершись правой рукой на скалу, левой взял ее за подбородок, чтобы она смотрела ему прямо в глаза. — Ты просто хотела услышать, как я скажу, что люблю тебя.
— Я только хотела узнать, почему…
— Да, я люблю тебя. А теперь иди спать.
Она не двинулась с места.
— Это не просто, правда? — поинтересовался он с горьким торжеством. — Я предупреждал тебя, что это будет непросто.
«Это немного похоже на сон», — подумала Эрмиона. Она снова и снова представляла, как вот сейчас возьмет и пойдет прочь отсюда, через поляну, залитую лунным светом, и вернется в свою палатку. А наяву она по-прежнему стояла у скалы, держа руки за спиной — потому что иначе… она бы просто бросилась к нему и…
— Мне надо идти, — сказала она.
— Так иди.
И тут она словно со стороны услышала свой голос:
— Как ты можешь позволить мне уйти?
Он взглянул на нее и подумал: это все не настоящее. Но мысль это была такая далекая и такая неважная по сравнению с теплом ее кожи, со звуком ее голоса. У него было потрясающее самообладание. Не как у шестнадцатилетнего юноши. И даже не как у человека вдвое старше. Но у всего есть предел. Даже у Малфоя.
— Я не могу, — произнес он и поцеловал ее.
Драко схватил Эрмиону за плечи и развернул к себе, наклонился к ее губам, коснулся их — сначала нежно… она не противилась… тогда он с силой припал к ним. Он почувствовал, как напряглось и задрожало ее тело, как ее руки сомкнулись на его шее, как она обвила его волосы вокруг пальцев…
И они споткнулись. Эрмиона оступилась на корне дерева; они упали на землю, едва не опрокинувшись, и ударились с такой силой, что Эрмиона охнула.
Но она не обратила на это внимания. Она почувствовала, как, навалившись на нее всем телом, он придавил ее к земле. Она сильно ушиблась, камни впились ей в спину, Драко до боли вцепился ей в плечи, но она ничего не ощущала. Все, что она чувствовала, это судороги, рвущие ее нервы, когда он касался ее. Согретая магическим зельем, она испытывала облегчение, что может больше не сопротивляться его действию.