102 
У меня не осталось иллюзий на тот счет, что полиция или окружной суд смогут посодействовать мне в поисках справедливости. Я не сомневалась, что убийца (убийцы?) Алины окажется тем, кого можем видеть только я, Бэрронс и другие ши-видящие. И я знала лишь одного ши-видящего, способного мне помочь. Я не то чтобы забыла о старой леди или справедливо заключила, что в битве с Невидимым или десятком ему подобных от нее будет мало толку. Я не хотелаее помощи. И не хотела больше ее видеть. Пусть мне всегда казался нечестным древний обычай казнить гонца, но обычаи потому и становятся обычаями, что в них есть рациональное зерно. Я злилась на старую леди точно так же, как злилась на ее слова.
Покачав головой, я вернулась к мыслям о сестре. «1247 Ла Ру, Мл», – написала Алина, умирая. Она хотела, чтобы я пришла туда и что-то нашла. Я надеялась, что там окажется ее дневник, но не могла понять причину, по которой Алина стала бы прятать его в заброшенном районе. Я сомневалась, что найду там таинственную, смертоносную «Синсар Дабх», поскольку, хоть я и испытывала типичную слабость, предупреждающую о близости эльфов, с чем мне, кстати, становилось все легче справляться, я не чувствовала ничего похожего на ту убийственно сильную тошноту, которую вызвали у меня фотокопии страниц Темной Книги. Я ощущала лишь странную силу, ведущую меня на юго-восток, и удивительную уверенность, что там меня ждет какая-то сверхъестественная опасность, которая, однако, была приглушенной, словно... дремлющей.
Меня эта мысль не особо успокаивала, поскольку «дремлющая» было лишь эвфемизмом для обозначения того, кто может проснуться в любой момент, а, судя по последним событиям в моей жизни, если по соседству окажется дремлющий вулкан, он обязательно начнет извергать лаву на мою бедную голову, и сделает это скорее раньше, чем позже.
Вздохнув, я нырнула в сгустившийся туман.
1247 Ла Ру оказалась вовсе не тем, чего я ожидала.
Я думала, что увижу склад или один из тех заброшенных домов с выбитыми стеклами, которые встречались все чаще по мере того, как жилая часть квартала сменялась производственной.
Вместо этого я очутилась возле высокого, причудливого кирпичного здания с богато украшенным побеленным фасадом, которое казалось крайне неуместным в окружении множества кварталов, застроенных лишь коммерческими фабриками и складами.
Наверное, в свое время хозяин или хозяйка здания отказались продать этот дом, когда началась общая перестройка квартала, а потом оказалось слишком поздно. Этот особняк выглядел здесь так же неуместно, как «Блуминдейл» [22]посреди стандартных дешевых новостроек.
Перед домом был огромный двор, огороженный кованой железной решеткой; он был затянут туманом, сквозь который виднелись три засохших дерева со скелетообразными ветвями. Ни листьев, ни птиц, и думаю, что не ошибусь, если скажу: если бы кто-то вздумал копать тут землю, червей он бы тоже не обнаружил. Сады на террасах пересохли, а каменный фонтан у главного входа с портиком давно высох.
Это была Пустошь.
Я опасливо покосилась на элегантный особняк. Его внешний лоск, красоту и богатство портило лишь то, что сотворили с множеством его высоких стрельчатых окон.
Все стекла были замазаны черной краской.
И я боялась того, что могло припасть к этим стеклам, которые казались огромными черными глазами, с той стороны, наблюдая за мной.
– Что дальше, Алина? – прошептала я. – Мне действительно придется зайти внутрь?
Мне так этого не хотелось...
Я не ожидала ответа, и я его не получила. Если ангелы и смотрят на нас с небес, как верят некоторые люди, то мне достались глухонемые наблюдатели. Это был чисто риторический вопрос.
Я никак не могла отвернуться от этого дома и уйти. Алина позвала меня сюда, и я собиралась войти, даже если это станет последним, что я сделаю в жизни. Мне вдруг стало ясно, что этот поступок действительно может стать последним.
Я не стала осторожничать. Если кто-то или что-то следило за мной, то не было смысла прятаться. Ссутулив плечи, я глубоко вдохнула, прошагала по тропинке из бледного кирпича к главному входу, поднялась по ступенькам и постучала тяжелым молоточком по двери.
Никто не ответил. Я снова постучала, выждав несколько минут, потом толкнула дверь. Владелец дома явно не отличался осторожностью – дверь была не заперта и открылась в пышное фойе. Черно-белый мраморный пол мерцал под искрящимся канделябром. За изысканным столиком, на котором стояла огромная ваза с белоснежными шелковыми цветами, начиналась элегантная винтовая лестница, обрамленная резными перилами, которая вела на верхний этаж.
102 
