Особенно,... 
.
Очередная сказка о Золушке 
111 
– Я дотянусь… поправлюсь… уйду…
Полоз тоже слушает.
– Увидят меня – поймут… пойдут следом…
Прочь от Горелой башни, в которой маленькая упрямая медведица отсчитывает дни, оставляя зарубки на дверях.
– Ты останешься, присмотришь за ней. Ей нужен кто-то рядом.
И Янгару нужно знать, что его маленькая медведица не осталась одна. Она ускользает днем и возвращается под вечер, сбрасывает полог тяжелой медвежьей шкуры, но по-прежнему скрывает лицо, не верит, что не портит ее тонкая нить шрама.
Она ступает легко и беззвучно. И камень ластится к босым ступням. На них больно смотреть, потому как кажется – замерзает. И руки Аану холодны. Янгар греет их своим дыханием, но…
– Я не человек, – шепчет она.
– Человек. Уже.
– Еще нет.
– Но скоро.
– Наверное. – Ей страшно заглядывать в будущее, и Янгар понимает этот страх. Защитить бы. От него. От людей. От самого себя.
– Сегодня двое. – Хотя тепло огня ей недоступно, Аану нравится смотреть на пламя, и, присев у камина, она рассказывает о том, что происходит за пределами башни. – Верховые… близко подошли.
Она вздыхает и признается:
– На них цвета моего отца.
– Ты его любишь? – Янгар должен знать наверняка, потому что он все равно убьет Ину, но ему не хотелось бы причинять боль своей медведице.
– Когда-то думала, что да, люблю. Или любила? – Она пожимает плечом. Рыжая шкура вдруг сползает, ложится мягким ковром. И толстая коса рассыпается, укрывая спину. Его Аану снова медлит, прежде чем надеть платье. Или хотя бы сорочку.
– И мне очень хотелось, чтобы он любил меня. Я старалась быть послушной.
Только Ерхо Ину любить не способен. И говорить о нем нет никакого желания.
– Мне нравится смотреть на тебя…
В сумерках кожа отливает мягким золотом. И Аану, вспыхивая, вдруг вспоминает о своей наготе, спешит ее спрятать. Вот только пламя тоже умеет играть: ткань сорочки слишком тонка. Золото исчезает, и тени выписывают абрис ее тела на белом полотне.
– Ты красива, Аану.
– Ты хотел знать, люблю ли я отца. Нет. Не люблю. И я знаю, что ты собираешься его убить.
Она набрасывает на плечи шаль.
Обычная женщина.
Почти.
– Я не боюсь за него. – Аану опускается на край постели. Ледяные пальчики ее отбрасывают прядь, прилипшую к щеке. – Но не хочу, чтобы он снова причинил тебе боль.
А в ее глазах Янгар читает то, о чем Аану Каапо промолчала: он слаб.
Нет больше Черного Янгара.
Неправда.
– Поможешь мне встать, маленькая медведица? Не сейчас, завтра. Сейчас просто посиди рядом. Ладно?
Она кивает.
– Рассказать тебе историю?
– О стране Кхемет? – спрашивает Аану.
Ей нравятся истории, которые почти что сказки. И Янгар сам начинает сомневаться, и вправду ли существует эта страна. Быть может, и она – призрак, сотворенный песком и жарким южным солнцем.
– О ней или о пустыне, о призрачном городе, который изредка показывается странникам. И даже ашшары, истинные дети пустыни Дайхан, не способны пройти мимо. Он появляется, когда солнце стоит высоко и воздух дрожит от жара. Песок раскаляется и обжигает ноги. А мысли в голове становятся вязкими. Тогда и вспыхивают золотом сто одиннадцать куполов, отмеченных полумесяцем, знаком богини Иши. И вырастают из песков белые стены…
Говорить легко. Янгхаар вновь видит эти стены, сложенные из крупных блоков, выглаженные ветрами до зеркального блеска. И ворота, распахнутые гостеприимно.
Входи, странник, но не забывай, что не каждого отпустит призрачный город.
– Ты и вправду видел его? – Аану кладет на постель руки и упирается в них подбородком. Она так близко, но дотянуться у Янгара не хватит сил.
– Видел.
Марево над золотом башен. И в нем не то звуком, не то эхом безумного солнца – тягучая мелодия флейты.
– И вошел?
– Нет.
Подобрался настолько близко, что услышал запах жареного мяса и вдохнул непривычно прохладный, напоенный водой воздух.
– Если бы я вошел, то вряд ли вышел бы.
Что удержало на краю? Манил ведь призрачный город голосами фонтанов, обещанием иной, легкой жизни, сокровищами, о которых легенды ходили. Наверное, эта легкость и отпугнула.
– Тогда я рада, что ты устоял. – Аану зевает.
111 
