Последние отзывы

Содержание

Шрифт

Запомнить

– Больно будет. – Тридуба взялся за любимую плеть.

– Потерплю.

Терпел.

Боль была рваной. Она отступала, позволяя почти выскользнуть из кровавого тумана, глотнуть воды, которую подносили к губам, осознать себя. То вдруг накатывала душной волной, из-под которой Янгар безуспешно пытался выбраться. Порой он вовсе проваливался в забытье, и тогда Великий Полоз нежно сжимал его в своих объятиях. Живая колыбель змеиного тела дарила прохладу и ощущение надежности. Янгар трогал крупные ромбовидные чешуйки, радуясь тому, что все на месте: ни одной не достанется Ерхо Ину. Иногда Полоз отпускал его в тот, почти полустертый сон, где Янгар был счастлив. И он вытягивался на росистой траве, запрокидывал голову, любуясь небом. А кто-то близкий и родной расчесывал волосы.

– В них столько дыма, – жаловалась женщина с руками, покрытыми золотой чешуей.

– Выветрится. – Янгар ловил эти руки, а они не давались.

И лишь пальцы касались его губ, стирая корку сукровицы.

– Не спеши, еще срок не вышел, – просила она.

Его маленькая медведица? Почему она не желает показаться?

– Видишь? – возражал Янгар, снимая с груди зеленый камень на веревочке. Он подносил его к глазу, а второй прищуривал и голову задирал, до боли в шее. Дыра в камне ловила солнце, и сам он наполнялся ярким, горячим светом. – Теперь лето со мной.

– Глупый…

Ее смех звучал в ушах, даже когда забытье отпускало. Тогда Янгар вываливался в душный смрад подвала. Он снова ощущал изодранное тело, стискивал зубы, сдерживал стон и заставлял себя улыбаться.

Тридуба это злило.

– Где? – Вопрос всегда один и тот же.

– Не… не з-знаю. – Его собственная речь становится похожей на змеиное шипение. Язык сухой, распухший, царапает изодранное нёбо.

И в кровавом тумане плавится разум.

Вот Ерхо Ину с любимой плетью, которая порой сменяется каленым железом. Над жаровней воздух дрожит, наверняка ему тоже больно.

– Где?

Железо прижимается к коже, дарит огненную злую ласку.

– Где?

– Н-не…

Ожоги расползаются, скрывая шрамы. И поверх них танцует нож.

– Я же обещал, что шкуру с тебя спущу, змееныш… Где?

Лицо Ерхо Ину плавится, с него сползает кожа. И Янгар с удивлением видит перед собой хозяина.

– Сбежать думал? – смеется Хазмат, скалит желтоватые острые зубы. Десны его побелели, а в зубах застряли крошки жевательного табака. – Куда тебе бежать, мальчик?

Он тянется к Янгару, и в руках его ошейник.

– Нет! – Янгар пытается отстраниться, но он связан, опутан по рукам и ногам.

– Да.

Раскаленная полоса обвивает шею. И громко щелкает замок.

– Никто не уходил от Хазмата! – Хозяин весел. Он запрокидывает голову, и на горле его виднеется бурая линия шрама.

– Ты мертв!

– Ты тоже, – возражает Хазмат, трогая рубец руками. – Ты умер рабом. Моим рабом. И теперь принадлежишь мне.

– Нет!

– Тише. – Смуглая ладонь Хазмата с внезапной нежностью касается щеки. От нее пахнет цветочным маслом. И Янгар тянется за этой ладонью, умоляя не оставлять его.

…Не мужская ладонь – женская.

– Тише, – повторяет Пиркко, сменившая Хазмата.

Ныне она без серебряной маски, и лишь красная краска лежит на губах ее, яркая, словно рябина зимой.

– Зачем ты себя мучаешь? – Пиркко наливает в чашку вино и подносит к губам. Она без страха и отвращения касается грязных волос Янгара. Гладит его щеки, вытирает белоснежным рукавом испарину. – Пей.

Она держит чашу осторожно.

Терпелива.

Янгар пьет, пытаясь отрешиться от боли, которую испытывает его несчастное тело.

– Пей, бедный сын Полоза. – В синих глазах искреннее сочувствие. – Мне жаль, что так вышло.

Она наклоняется и шепчет на ухо, так, что никто больше не слышит. Да и есть ли кто-то в подвале?

– Ты… поможешь? – Слова даются с трудом. И голос сорван.

– Конечно, я помогу. Я пришла, чтобы помочь тебе.

– С…спасибо.

– Не спеши, Янгар. – Пиркко отставляет чашу. – Я не смогу тебя вывести отсюда. Как не смогу удержать руку отца. Он… сложный человек.

Она кладет пальцы на пятно свежего ожога и поднимается на цыпочки, заглядывая в глаза.

– Скажи ему то, что он хочет знать.