Измученные за эти дни нервы Оливии сдали окончательно, и у неё началась истерика. Волшебник не стал ничего предпринимать, чтобы успокоить Лив, посчитав, что будет лучше, если она выплеснет накопившееся напря-же-ние. Часа через полтора рыдания перешли в судорожные вздохи, а потом Оливия и вовсе затихла.
— Послушайте меня, — Линнер отстранил заплаканное личико от своей груди. — Вам сейчас лучше всего подняться к себе и поспать.
— Что со мной будет? — безжизненным голосом спросила Оливия.
— Вы вольны жить так, как вам хочется, миледи, вы свободны.
Она подняла на него потухшие, тёмные глаза.
— Я хочу прийти завтра на суд.
— Миледи, может, не стоит?
— Я хочу закрыть за прошлым дверь, — тихо ответила Лив.
— Как вам будет угодно, — волшебник вздохнул и поднялся. — А теперь вам лучше пойти и отдохнуть.
Покинув пустой и тихий дом, Линнер никак не мог забыть застывшую фигурку в простом сером платье, устало проклиная все войны и восстания. Ну в чем была виновата эта женщина? Разве только в том, что вышла замуж не за того человека…
А в особняке Линнера ждала Сэнди, Джарт, Дориан и остальные, и каждому надо помочь, где словом, а где магией, кроме того, накопилось много донесений от волшебников, находившихся в составе патрулей, и их надо просмотреть. К концу дня он совершенно вымотался, уединив-шись наконец в своей комнате. Похороны отложили на два дня из-за де Брока — все хотели поскорее покончить с этим неприятным делом.
— Милостивые боги, как же я устал… — пробормотал Линнер, откинувшись на спинку кресла. — Дориану скоро уезжать, а за порядком в Монтаре надо следить, и Каммера поймать всё-таки было бы неплохо…
Раздался осторожный стук в дверь. Волшебник скрипнул зубами с досады.
— Кто там? — он постарался придать голосу бодрость.
— Я ищу Линнера, — в комнату вошла молодая женщина в простом белом плаще и таком же платье.
Волшебник сделал над собой усилие и встал навстречу гостье.
— Это я, миледи.
Женщина склонила голову.
— Леди Эллинора, из Херим Амира, приятно познакомиться.
Линнер с интересом смотрел на неё: красивое лицо в обрамлении каштановых локонов хранило бесстрастное выражение, но усталость прочертила на нём морщины, и пальцы женщины судорожно стиснули полы плаща, а в самой глубине серых глаз таилась тоска, отчаяние и тревога.
— Садитесь, миледи, — Линнер поспешно подвинул ей кресло. — Вам надо отдохнуть с дороги, вы проделали долгий путь.
— Благодарю, но сначала я хочу увидеть дочь, — негромко ответила Неумирающая.
— Лучше завтра утром, миледи, сейчас уже поздно. Чтобы помочь Чертёнку, надо набраться сил.
Эллинора посмотрела на круги под глазами Линнера и ощутила укол совести: не все могут подолгу обходиться без отдыха, как она.
— Простите, — женщина улыбнулась. — Я не приняла во внимание, что вы в последнее время много работали. Просто… просто я волнуюсь за Сэнди.
— Я провожу вас в комнату, и позвоню горничной, — Линнер взял подсвечник и подошёл к двери.
Волшебник не спросил, как Эллинора сумела незамеченной прийти сюда — у жительниц Херим Амира свои секреты.
Появление за завтраком Неумирающей приятно удивило и обрадовало всех, вселив надежду на выздоровление Сэнди.
— Линнер, ты с леди Эллинорой остаёшься с Чертёнком, — сказал Дориан после завтрака. — Вдвоём вы быстрее справитесь, а Сэнди нужна нам всем, вол-шебников пока мало, тем более сильных.
— Дориан, у меня личные счёты с де Броком. Я буду присутствовать на суде и на том, что последует за ним, — голубые глаза Линнера встретились с карими Кендалла, и последний, поколебавшись, кивнул.
— Хорошо, друг мой, не буду отговаривать. Пошли.
Кендалл решил устроить открытый суд, и поскольку в Монтаре отдельного помещения для этого не было, всё происходило на площади перед тюрьмой, где собственно проводились и казни. Большинство людей пришли из Ни-жнего, как заметили друзья, жители Верхнего по-прежнему осторожничали и предпочитали наблюдать за событиями из окон особняков. С Сэнди остался Роан, остальные же собра-лись перед деревянным помостом, на котором стоял стул с высокой спинкой. Вывели арестованного и поставили лицом к толпе, следом на помост поднялся Дориан и сел — рана ещё давала о себе знать. Эмори, об-водя толпу взглядом, натыкался только на сумрачные лица, сжатые губы, и злорадные усмешки.