Особенно,... 
96 
– Я хочу тебя кое о чем попросить, – сказала она.
– Давай проси.
– Только заранее обещай мне, что не откажешь и разрешишь сделать все, что я хочу. И постараешься спокойно меня выслушать.
– Проси, – прорычал он с деланным нетерпением.
Тася набрала в грудь побольше воздуха.
– Я хочу написать матери, – без обиняков объявила она. – Я хочу успокоить ее, она должна знать, что я в безопасности и счастлива. Тогда ни она, ни я не будем беспокоиться. Знаю, она обо мне тревожится, а это вредно для ее здоровья. Я каждый день о ней думаю. Я не напишу ей ничего, что бы выдало мое нынешнее положение, не упомяну ни чьих-либо имен, ни адреса, где живу. Но мне просто необходимо это сделать. Ты должен понять, как много это для меня значит.
Какое– то время Люк молчал, потом невыразительно проговорил:
– Я понимаю.
Глаза ее засияли счастьем.
– Значит, ты позволишь мне написать ей?
– Нет.
Прежде чем он успел объяснить причину, Тася спрыгнула и, сев рядом, уставилась на него мрачно и решительно.
– Я не просила у тебя разрешения. Я просто пыталась проявить учтивость. И вообще, не тебе решать, писать мне письмо или не писать. Это моя мать, и зависит от этого только моя безопасность.
– А еще ты моя жена.
– Я уже давно сама решаю, какой риск возможен и необходим. А ты пытаешься отказать мне в том, что я просто должна сделать.
– Ты помнишь, что я говорил тебе насчет контактов с твоей семьей? И сама знаешь причины, почему этого нельзя делать.
– Мы можем положиться на мою мать, она никому ничего не скажет.
– Неужели? – холодно спросил он. – Тогда почему же ты не доверилась ей и не рассказала, что твоя смерть инсценирована? Почему Кирилл настаивал, чтобы это держалось в секрете от нее?
Тася замолчала, только яростно сверкнула на него глазами. Спорить с этими доводами она не могла, но ограничение независимости ее взбесило. Ей была нужна хоть какая-то, хоть тонкая связь с миром, который она покинула. Временами ей казалось, что она просто не существует, она была полностью отрезана от всего, чем была, что знала и делала в прошлом. Словно старое ее существование, прошлое "я" и в самом деле умерло. Никто не мог по-настоящему понять всю ее растерянность: ощущения счастья и потери нераздельно смешались в ее душе. Муж сочувствовал ей, но не уступал.
Его решение было окончательным.
– Ты не можешь помешать мне поступать так, как я решила, – мятежно возразила она. – Если только не будешь держать под надзором ежеминутно. – Тася понимала, что ее негодование было несправедливым, но она не могла удержаться и не хотела уступить ему. – Я могу добиться аннулирования нашего брака!
Внезапно он крепко схватил ее за руку и рванул к себе.
Она оказалась прижатой к мужскому телу, напряженному от бешенства.
– Ты дала клятву перед Богом быть моей женой, – проговорил он сквозь стиснутые зубы. – А это значит больше, чем все другие законы, писаные и неписаные. Это духовное соглашение ты не можешь так просто нарушить – это все равно что хладнокровно убить человека.
– Если ты так думаешь, то, значит, ты меня не знаешь, – сверкая глазами, объявила Тася. Она вырвала у него свою руку, причем ей пришлось приложить все силы, чтобы он ее отпустил. После этого она поспешила покинуть сад и укрыться в уединении дома.
Глава 8
За ужином они не обменялись ни словом. Тася и Люк сидели в столовой, отделанной желтым итальянским мрамором. Потолок шестнадцатого века был расписан мифологическими картинами, венецианскую мебель украшала тонкая резьба. Хотя все блюда, как всегда, были очень вкусны, Тася с трудом проглотила несколько кусочков. Из-за продолжающегося молчания нервы натянулись, как струны.
Обычно время ужина было у нее самым любимым. Люк развлекал ее историями о местах, где бывал, и о людях, которых встречал. Он уговаривал ее рассказать о жизни в России.
Иногда они обсуждали какой-нибудь вопрос, иногда несли чепуху и флиртовали. Однажды вечером Тася почти весь ужин просидела у него на коленях и учила его русскому, называя на родном языке блюда, которыми по ложечке, по кусочку кормила его.
– Яб-ло-ко, – старательно выговаривала она, поднося ломтик к его рту. – Гри-бы. У вас их называют «шампиньоны». А это ры-ба. – Она смеялась над его произношением и качала головой. – Вы, англичане, "р" говорите где-то в глубине рта, вот оно у вас и получается как рычание. Произноси его так, чтоб звук упирался в зубы, – «р-р-р».
96 
