Особенно,... 
4 
— Додж? Это ты?
Он постарался издать какой-то неопределенный звук — наполовину слово, наполовину сдавленное покашливание, — который можно было истолковать и как утверждение, и как отрицание.
— Еэа…
— Это Кэролайн.
Зажигалка выскочила из его разжавшихся пальцев и упала на пол.
— Кэролайн Кинг.
Как будто ему надо было объяснять, о какой Кэролайн идет речь. Как будто он нуждался в напоминаниях.
— Ты еще здесь? — после долгой паузы поинтересовалась Кэролайн.
Втянув в легкие побольше дыма, Додж с шумом выдохнул его и произнес:
— Да… да… да.
Чтобы доказать себе, что этот звонок ему не снится, Додж встал и отошел от кровати на несколько шагов. Но поскольку колени его дрожали, пришлось снова опуститься на продавленный матрац.
— Пожалуй, тебя удивил мой звонок… — произнесли на другом конце провода.
— Да… — Казалось, это единственное слово, которое он способен сейчас произнести. И сколько же он уже вьщавил из себя этих «да»? Четыре? Пять?
— Прости, что звоню в такое время, — сказала Кэролайн. — У нас уже поздно, а у тебя в Атланте еще на час позже. Если ты, конечно, все еще живешь в Атланте.
— Да.
Шестой раз!
— Как ты? У тебя все в порядке?
— Да. — Черт бы его побрал! Он что, забыл, как разговаривают? Давай же, Додж, вспомни, что на свете существуют другие слова. — Со мной все хорошо. Знаешь ли, все хорошо.
С ним все было хорошо, если не считать полный отказ мозга, взбесившийся пульс и неожиданную невозможность дышать. Додж нашарил в бардаке, царившем на прикроватной тумбочке, пепельницу и отложил сигарету.
— Что ж, я рада это слышать, — ответила Кэролайн. — Рада, что у тебя все хорошо.
Затем оба молчали так долго, что тишина начала распадаться на звуки.
Наконец заговорила Кэролайн:
— Додж, я никогда не побеспокоила бы тебя, если бы не… Я бы никогда ни о чем тебя не попросила. Думаю, ты это понимаешь… Но речь идет о жизни и смерти. Это очень срочно.
Господи Иисусе! Она больна. Она умирает. Ей нужна печень, почка… его сердце.
Вцепившись рукой в собственные волосы, он спросил, боясь услышать ответ:
— Что случилось? Ты больна?
— Больна? Нет. О нет! Дело вовсе не в этом.
Додж испытал одновременно облегчение и какую-то странную слабость. А потом он разозлился. Разозлился на себя, потому что позволил себе поддаться эмоциям. Чтобы поквитаться с Кэролайн за свою неожиданную уязвимость, он спросил почти что раздраженно:
— Тогда зачем ты мне звонишь?
— У меня тут возникла ситуация… я не знаю, как поступить…
— Ситуация?
— Неприятность.
— И что это за неприятность?
— Ты можешь приехать?
— В Хьюстон? — В город, где он поклялся больше не появляться? — Зачем?
— Это трудно объяснить.
— А как насчет твоего мужа? Для него это слишком сложно? Или проблема связана как раз с ним?
Прошло несколько томительно долгих секунд.
— Мой муж скончался, Додж, — произнесла наконец Кэролайн. — Умер несколько лет назад.
От осознания сказанного у него вдруг застучало в ушах, а в голове возникло какое-то странное давление. Ее муж мертв. Она больше не замужем. А он не знал. Впрочем, откуда он мог знать? Трудно было рассчитывать, что Кэролайн сообщит ему о кончине супруга.
В ушах продолжало стучать, а Додж все ждал, что Кэролайн расскажет ему подробности о смерти мужа. Но на другом конце трубки молчали.
— Ты так и не объяснила мне, в чем проблема, — начал первым Додж.
— Проблема из тех, на которых ты специализируешься, — уклончиво ответила Кэролайн.
— Звучит довольно расплывчато.
— Я не хочу сейчас вдаваться в подробности, Додж. Я могу рассчитывать, что ты приедешь?
— Когда я тебе нужен?
— Как можно скорее. Так ты приедешь?
Ее упрямый отказ сообщить подробности вдруг до чертиков разозлил Доджа.
— Вероятно, нет, — ответил он.
Возникла напряженная, враждебная тишина. Додж взял из пепельницы сигарету, затянулся и выпустил дым. Ему хотелось повесить трубку. Почему он не вешает трубку? Если бы он мог повесить трубку!
Наконец Кэролайн заговорила тихим голосом:
— Я понимаю твое нежелание ввязываться. Действительно понимаю…
4 
