Последние отзывы

  98  

— Я не хочу спать. Скажите, где моя жена?

— Вам надо поспать.

Алексей попытался сесть, но этого делать не стоило: боль в боку резанула нестерпимо, и он отключился.

Алексей открыл глаза и… Все это уже стало смахивать на бесконечную историю. На этот раз было раннее утро, капельница отсутствовала, как и медсестра, зато в кресле рядом с кроватью дремал Вениамин.

— Вень! Эй! — Алексей попытался дотянуться до плеча посетителя, но рука бессильно упала. — Вень!!!

Старыгин вздрогнул и открыл глаза.

— Алекс, слава богу!

— Где я? — Включилась заезженная пластинка.

— В больнице. — Вениамин помолчал, будто собираясь с мыслями. — Ты помнишь, что случилось?

— В нас стреляли. — Червячок дурного предчувствия шевельнулся внутри. — Я жив.

Лед, холод, звук разбитого хрусталя, тысячи ледяных осколков, царство Снежной королевы. Черный костюм Старыгина, друг не может взглянуть ему в глаза, смущенная медсестра…

— Она умерла. — Прозвучало не вопросом, а утверждением. — Она умерла?

По потолку бежит чуть заметная трещинка, рассветное солнце превращает окно в фантастический витраж, тихо попискивает больничная аппаратура… Нереальный, остановившийся мир. Она умерла.

Чуть слышный напряженный выдох, Веня пытается держаться, пытается смягчить удар. Глупый. Зачем? Бессмысленно.

— Мы похоронили ее три дня назад. Она погибла сразу, пуля попала в сердце. — Сухая констатация, просто информация.

Алексей пытается вздохнуть и не может. «Я ее больше никогда не увижу».

— Понятно. — Он слышит свой голос и не понимает ни слова.

— Что? — Веня смотрит на него почти испуганно, даже со страхом.

— Кто это был?

— Что?

— Кто стрелял?

— Я не знаю.

— Предположи.

— Мы наступили на мозоль только «МедиаПро». И они беспринципны.

— Понятно.

Веня встал из кресла и подошел к кровати.

— Алекс, ты понял, что я тебе сказал?

— Про что?

— Маша умерла.

— Да, я понял.

Опять не вздохнуть. «Я понял». Алексей закрывает глаза и отворачивается. «Я понял. Жаль, что и я не умер».

Старыгин выходит из палаты, лихорадочно размышляя, что сказать Маргарите Викторовне. Она уже который день плачет и не отходит от Илюшки. Мальчик постоянно спрашивает, когда же мама и папа вернутся из оперы.

Алексей возвращается домой. Возвращается спустя три недели. «Фольксваген» Старыгина резво бежит по дороге, вот и Сенеж, лес и коттеджи. Веня уже не в трауре, но Алексей попросил привезти ему в больницу черный костюм. Он просто должен быть в черном. Ритуалы отвлекают, не дают сойти с ума.

…Тогда, в больнице, когда Веня вышел, Алексей пытался вздохнуть, пытался как-то вырваться из удушающей тишины… Слезы побежали из-под сомкнутых век, прорвали плотину. Захотелось кричать, биться головой об стену, сделать хоть что-то. Ничего не вышло: накатила одуряющая слабость и оставалось только тихо плакать. Слезы не приносили облегчения — только забвение.

…Веня непривычно молчалив. Он приходил в больницу каждый день после работы: просто сидел рядом, иногда молчал, иногда рассказывал про работу, про то, как двигается следствие. Следствие не двигалось вообще: номера «девятки», увезшей убийц, никто не запомнил, пенять на конкурентов из «МедиаПро», не имея доказательств, бессмысленно. Классический висяк. Алексей смирился, ведь Машу все равно не вернешь. Надо жить дальше.

Глупая, утешительная фраза. Наложить дальше. Жить дальше. Сил нет никаких. Ни сил, ни желания.

…В больнице они с Вениамином много говорили на тему дальнейшей жизни. То есть говорил в основном Старыгин, у Алексея даже не всегда хватало сил и желания кивать или спорить. У него есть сын. У него есть работа. Он еще молод. Прописные истины — и совсем не утешает, не помогает. Сын. Илья. Маленький мальчик, частичка Маши. Что ж, если он должен жить ради сына — он будет жить. Но как же это больно и… бесцельно.

…А в доме — везде она. В шкафу ее одежда, на туалетном столике — ее косметика, запах ее духов, ее тапочки у кровати. Веня входит в комнату следом за ним.

— Мы с Маргаритой Викторовной не стали ничего трогать. Кажется… ты сам должен решить, как жить дальше.

И как же? Убрать все ее вещи или жить в часовне ее памяти, в окружении ее вещей, но без нее? Ее здесь нет, но она повсюду. Нет, лишь ее призрак.

  98