— Ну если ты так решила…
— Именно так я решила.
— Настенька, — вмешалась Алиса Владимировна, — ты кого-то встретила?
Ну вот, опять. Почему все считают, что уходят не от мужа, а к возлюбленному?
— Нет, мама. Я никого не встретила. Но твердо уверена, что Ваня — это не мое.
— Хорошо, доченька, мы с тобой, держись.
— Мам, все в порядке, правда.
Настя обняла мать за плечи, утешая. Алиса Владимировна тихо плакала. В это время со второго этажа спустился Юрий, окинул взглядом мизансцену, помедлил и внес предложение:
— Павел Александрович, предлагаю пойти выпить коньячку. Пусть дамы посекретничают.
— Эх, согласен, — махнул рукой отец и пошел с хозяином дома в библиотеку.
Через несколько минут спустилась Аня, уложившая спать сыновей, и присоединилась к женскому обществу. А дальше… Дамы вздыхали, хлюпали носами, поглощали эклеры и беседовали о своем, о женском. О тяжелой женской доле…
— Тетя Алиса, я ведь сразу говорила, что Ванька — не то, что ей нужно.
— Ой, Ань, прямо-таки и сразу? — не удержалась Настя. — А кто на него плотоядно засматривался?
— Если бы женщины выбирали себе мужей, ориентируясь на романтический взгляд и крепкий зад, то…
— Анечка, что за выражения! — Учительское сердце Алисы Владимировны не вынесло упоминания филейных частей.
— Нормальные выражения, правдивые, — возразила Аннушка.
— Ох, молодежь! — сокрушенно покачала головой Настина мама.
— Мам, Анечка в чем-то права. Не туда я смотрела, мужа выбирая.
Стася задумалась, вспоминая самое начало их с Ваней романа. Все-таки, если взглянуть на все с высоты прожитых лет, это было что-то такое… Настя улыбнулась: вряд ли прочной основой брака может стать желание заботиться о ком-то, желание не зависеть от родителей. Слишком уж сильной и взрослой ей пришлось стать: Ваня был для нее скорее ребенком, а не мужем. Вот и вся правда. Пока Стася обдумывала свою семейную жизнь, Аня успела сбегать в бар за «Бэйлисом», так что очнулась она с бокалом ликера в руке. Настя отпила сладкого сливочного ликера и почувствовала, как все проблемы куда-то уплывают.
— Мам, честно, все будет хорошо.
— Ох, надеюсь!
— Ой, теть Алис, и не сомневайтесь. Пока Настька у нас живет, я ее с такими кавалерами познакомлю!
— Увольте, Анна, — возразила Стася. — Я уж как-нибудь сама.
— Сама ты уже попробовала.
— Теперь я уже умная.
— Ну, если так…
— Именно.
— Ладно, давайте выпьем — и спатеньки. Настьке завтра на работу, начальствовать, — вздохнула госпожа Рожкова и налила по новой.
…Родителей увез домой шофер Рожковых, он же должен был отогнать завтра утром старенький «мерседес» Райнесов. Настя легла в постель слегка нетрезвой, поэтому уснула практически мгновенно.
Стася стоит в пустоте, дует тихий ветерок, тепло. Вокруг очень тихо, воздух звенит — звенит и превращается в паутину букв. Строки вьются вокруг, сплетаются в странные фантомы, живут своей особой жизнью.
Обрывки фраз, обрывки жизни. Слово за словом раскручивается нить чьей-то жизни, течет между пальцев чья-то судьба. Тихий шелест клавиатуры, шорох пера по бумаге. Что написано пером…
Серебряные буквы в темном небе. Настя смотрит на них, пытаясь понять смысл, пытаясь прочитать. Строки ползут, как телеграфная лента, испещренная точками и тире. Странная азбука Морзе, ритм чьего-то сердца.
Чья это жизнь?
Какие-то обрывки слов становятся понятными, Стася узнает дневник Тагира.
Его жизнь. Его строчки. Его сердце.
Буквы в небе наливаются чернотой, сливаются с фоном — и в самый последний момент, когда еще можно что-то различить, Настя читает слово. Одно слово.
«Конец».
Сон, это просто сон. Конец.
Глава 30
Сон был старый — повторяющийся по неизменному сценарию, откуда нельзя выкинуть ни единой буквы. Эти рукописи не горят, слова в них прописаны на небесах перьями из крыльев ангелов или в аду — раскаленным прутом по сковородке. Алексей знает, что он может только смотреть, раз за разом, но изменить ничего не в силах.
…Машина летит по берегу. Тень-Алексей пытается вырваться из нее, пытается проснуться или хотя бы закрыть глаза. Нет, призрачные веки прозрачны, а тот, другой Алексей, лишь прищуривается от яркого блеска воды. Выхода нет.