— Нет, что ты. Хотя как хочешь. В этом я тебе не советчик.
В это время близнецы сбежали вниз со второго этажа и набросились с игрушечными пистолетиками на отца. Настя смотрела, как Юрий возится с детишками, как солидный бизнесмен в дорогом костюме валяется на полу, поваленный сорванцами, как пацаны прыгают по обширному животику Толстячка…
Семья. Настоящая. Была ли вообще у нее такая семья? Вероятно, нет. Как же она умудрялась так долго закрывать на это глаза? И почему вообще она вышла за Ваню? Может, хотелось быстрее стать взрослой, выйти из-под опеки строгого отца, может… Да, миллион причин может быть. Теперь это не важно.
— Но вещи отдал без скандала, — услышала Настя очередной обрывок отчета. — Толстячок с шофером отличную группу поддержки составили.
— Спасибо, — слабо улыбнулась Стася. — С Ваней я на неделе пообщаюсь, мне надо подумать. Он точно не приедет?
— Точно. Юрасик ему строго запретил.
— Ах, ну если Юрасик, тогда да, тогда я спокойна. Пойду переоденусь.
Настя подхватила увесистые сумки, которые ей доставили из дома, и поковыляла наверх, устраиваться и переодеваться: бродить по дому, как призрак, в пижаме — не лучшее времяпрепровождение.
К вечеру нагрянули родители. Павел Александрович хмурился, Алиса Владимировна хваталась за сердце. Как оказалось, Ваня успел навестить тестя и тещу и поплакаться им в жилетку. По версии Ванечки все выглядело, как обычная семейная ссора, на которую Стася почему-то странно отреагировала. Пришлось объясняться, но давалось это с трудом. Тяжело объяснять родителям мотивы своих поступков, если и самой эти мотивы понятны не до конца.
— Пап, мам, успокойтесь, пожалуйста.
— Я спокоен, — отчеканил отставной полковник и забегал из угла в угол.
— Настя, доченька, — засуетилась Алиса Владимировна вокруг диванчика, где сидела дочь. — Скажи, что вы просто поссорились.
— Нет. Не скажу.
— Анастасия, ты не должна принимать поспешных решений. — Отец прекратил беготню и тоже присел на диванчик.
— Папа, я решила не поспешно.
Настя вспомнила утренний телефонный разговор с родителями и удивилась, что же такого мог наговорить Ваня, что мама с папой, вроде уже успокоившиеся утром, опять так разнервничались.
— Еще неделю назад все было прекрасно! — заметила мама.
— И когда решают взвешенно, не уходят ночью в одном платье. — Это уже папа.
И тут Настя вспылила: просто что-то лопнуло в голове — и слова полились потоком.
— Пап, прекрати, пожалуйста. Да, я ушла в одном платье, но кто в этом виноват? Ведь я могла и замерзнуть, а он даже не вышел за мной, не поинтересовался, как я там одна ночью.
— Ваня говорит, что, когда он вышел, ты уже исчезла.
— Да, я не стала замерзать у подъезда. И, если честно, я просто боялась, что он пойдет за мной.
— Почему?
— Он был пьян и наговорил мне такого…
— Ну вот видишь, вы просто поссорились, ты расстроилась…
— Нет, мы не просто поссорились.
— Ну, дочь…
— Папа, эта ссора была просто последней каплей. Хотя он наговорил мне такого, чего просто не прощают и не забывают.
— Ты, по-моему, драматизируешь.
— Пап, мне лучше знать.
— Ну ты еще очень молодая…
— Папа, мне двадцать шесть. В маминых двадцать шесть мне уже было два года. Я взрослая. Я знаю, что делаю. И к нему я не вернусь.
Павел Александрович покачал головой, не понимая, как еще попробовать повлиять на дочь.
— И вообще, папа, ты на чьей стороне?
— Я на стороне здравого смысла.
— А я на стороне смысла вообще: моя жизнь с Ваней просто бессмысленна. Пуста. Никчемна. Болото.
— Это все слова. Любая жизнь прозаична, — грустно заметила Алиса Владимировна.
— Ваша с папой жизнь не прозаична. Вы любите друг друга. У вас есть я. И у Ани с Юрой жизнь не пуста. У меня же есть только работа.
— Так ты больше не любишь Ваню? — уточнила мама.
— Я не уверена, что вообще его любила, — отрезала Настя.
— Вот так дела! — протянул Павел Александрович. — Она, видите ли, не уверена. Вот так дела.
— Пап, мам, ну не надо, ничего трагического не случилось. Жизнь продолжается. — Стася выдала сию сентенцию оптимистически-уверенным тоном. Никакой уверенности, а уж тем более оптимизма она не ощущала. Но родители выглядели такими удрученными…