Глава 23

«У медиков есть термин «фантомные боли». Обычно так называют острый болевой спазм, инициируемый невесть чем и так же — невесть куда — пропадающий.

Великолепно знаю, что такое боль физическая. Каждый день, правда, уже по привычке, я ее терплю. Это не сложно, да и не сильно — когда по привычке. Было и сильно, как, наверное, у всех.

Это все не страшно. Если уж совсем изводишься, можно и таблеточку принять: пройдет, как и не бывало.

Боль душевная… Наша жизнь, чувства, эмоции, надежды и разочарования, любовь и ненависть плетут узор того, чем в живой природе может гордиться единственная тварь на земле — человек разумный. Мысли и события капиллярами пронизывают эту ткань, которая, если рвется, то…»

…Пальцы лежали на клавиатуре, на экране появлялись строки, горел только торшер. В углах затаилась темнота. Не та вязкая, страшная темнота, которой так боятся маленькие дети и из которой появляются придуманные чудовища. Нет, темнота была живой и доброй, она давала отдых глазам, успокаивала, заворачивала в себя, как в пушистый плед.

В окно с любопытством заглядывала луна.

Был четверг, неделя медленно шла на убыль — неплохая неделя, наполненная общением с сыном, копанием в бумагах и поездкой в Солнечногорск за новой курткой — у нынешней Илюшка умудрился изорвать рукав, а две старые куртки ему не нравились. Из своевременных советов Анастасии Алексей узнал о бухгалтерии гораздо больше, чем давным-давно из соответствующих лекций в институте. И наконец он сумел оценить старую бухгалтерскую шутку: «Никакой оргазм не сравнится с тем, что вы испытываете, когда сходится баланс…»

Пока Алексею не удалось поймать ветер, но ему казалось, что он близок к цели. Еще немножко, еще чуть-чуть. Шерсть на загривке становится дыбом, кончик хвоста еле заметно подрагивает, все мышцы напряжены перед прыжком… Вот только определиться надо, куда прыгать.

Все эти бытовые проблемы заполняли дни, отодвигали глупые мысли на задний план, и казалось — удалось остановиться, взявшись за перила, и можно помедлить перед следующим шагом. Но мысли возвращались, изворачивались, пролезали строками закрытых записей в дневнике. С мыслями ничего нельзя было поделать.

Алексей чувствовал, что запутался. Его поймали в сети бытовые мелочи, остающиеся за кормой, держала и не желала отпускать застарелая боль, он зачем-то завязывал новые узелки отношений… Зачем? Ведь почти успокоился, почти дошел до такого состояния, когда не хочется ничего — да ничего уже и не надо. Стать каменной глыбой, памятником самому себе, не слушать дыхание огромного мира, не затрагивать людей. А вот поди ж ты, не получилось.

Он говорил с Анастасией в чате, она смеялась каким-то его шуткам — ему шутилось еще, и было приятно и легко, можно было забыть обо всем и не думать, но не думать не получалось. Алексей ощущал непонятную тягучую слабость, и вместе с тем хотелось бежать куда-то, так, чтобы ветер хлестал по лицу. Было очень тепло, на кухне посвистывал чайник.

«Есть ли мысли об эвтаназии по симптомам внутренней боли, несовместимой с жизнью? Как можно это просчитать? Когда уже «можно»? Если она приходит невесть откуда, собирается из воздуха в плотные цепи с крючьями и, цепляя, рвет сосуды и сухожилия мыслей, проливая кислоту души, разъедающую жалкие ошметки шагреневой кожи. Фантомно. Невесть откуда, а главное — почти или совсем не за что. А может быть, так считает только обладатель груды мокрого разноцветного тряпья вперемешку с порванными жилками? Вдох: альвеолы наполняются кислородом, омывают кровь, она алеет и убегает прочь. Выдох: облачко двуокиси углерода с речью или тихим шелестом вылетает изо рта. Если кто-то вдохнет — не страшно.

  56