Роберт застыл, от потрясения его взгляд стал бессмысленным. Любовь? Он даже и не думал об этом. Он хотел Эви, решил на ней жениться, мечтал, чтобы она родила ему детей. Господи, он так яростно жаждал получить всё, что это грозило уничтожить его, если он не достигнет желаемого. Но при мысли о любви всё в нем восставало. Это означало бы ужасную беспомощность; он не смог бы дистанцироваться от Эви, не смог бы сохранить неизменной ту неуязвимость, которая стала сутью его самого. Роберт прекрасно знал свою истинную натуру, знал, что внутри он — варвар. И избегал давать волю такого рода примитивной страсти, скрывал ото всех, что это есть внутри него.
Но в любом случае Эви догадалась об этом, ужаснулся он. Она видела его насквозь с самого начала. Благодаря этой своей сводящей с ума интуиции она иногда практически читала его мысли. Ему удавалось не подпускать к себе никого, но он так и не удержал на расстоянии Эви. И все то время, что они были вместе, он пытался обрести контроль над собой, над ситуацией, над Эви. Она чувствовала, какой он, и все равно любила.
Проведя дрожащей рукой по лицу, Роберт выругался. Слепящая правда смотрела ему прямо в глаза. Эви не полюбила бы его, если бы не эта его варварская сила. Она познала истинную любовь с Мэттом и потеряла ее. И только нечто невероятно мощное заставило бы ее броситься в этот омут снова. Отношения с Эванджелиной не могут быть сдержанными и культурными; она захочет, чтобы его и сердце, и душа принадлежали ей, чтобы он ничто от нее не утаивал.
Дело не в доме. И не в том, что он заподозрил ее в преступлении. Он в состоянии предложить ей сотни домов и всю ту власть, которой обладает благодаря своему богатству, но ничто из этого не покажется ей соблазнительным. Она хочет то единственное, о чем он не говорил: его любовь.
— Это было так просто, — раздался мягкий голос Риза. — Я сказал Мэдди, что люблю ее. И, что более важно, — я признался в этом самому себе.
Роберт еще не оправился от шока, он продолжал вглядываться внутрь себя.
— Как ты понял? — пробормотал он.
Риз издал низкий, грубоватый звук.
— Ты никак не можешь насытиться ею? Ты так часто жаждешь заниматься с ней любовью, что боль желания толком никогда не исчезает? Тебе хочется защищать ее, носить на шелковой подушке, дарить все богатства мира? Тебе достаточно находиться рядом, слушать ее, вдыхать ее запах, держать за руку? Ты скучаешь по ней так сильно, что создается впечатление, будто кто-то вытащил твои кишки наружу? Когда Мэдди ушла, мне стало так плохо, что я едва справлялся с делами. Во мне образовалась огромная пустая дыра, и она причиняла такие страдания, что я не мог спать, не мог есть. Мне становилось легче только тогда, когда я видел Мэдди. Ты чувствуешь всё это?
Зеленые глаза Роберта, казалось, застыли.
— Словно я умираю, истекая кровью изнутри.
— Да, это любовь, — сочувственно покачав головой, согласился Риз.
Роберт вскочил на ноги. Его напряженное лицо излучало решительность.
— Поцелуй Маделин за меня. Скажи ей, что я позвоню.
— Ты не можешь подождать до утра?
— Нет, — перепрыгивая через две ступеньки, откликнулся Роберт. На счету каждая минута. Его ждет Алабама.
Эви не нравилось ее новое жилище. В нем она чувствовала себя запертой, хотя у нее была угловая квартира, и смежная находилась всего с одной стороны. Когда она смотрела из окна, то видела другой многоквартирный дом, а не реку, бесконечно текущую мимо. Сквозь тонкие стены она слышала своих соседей, слышала, как хнычут двое их маленьких отпрысков. Вечерами они отсутствовали и детей тоже брали с собой, но возвращались вместе с бедными малышами в час или два ночи. Разумеется, суматоха будила Эви, и после она часами лежала в кровати, уставившись в темный потолок.
Эви знала, что могла бы поискать другую квартиру, но у нее не осталось ни сил, ни желания делать это. Каждый день она заставляла себя отправляться на причал, и это предел того, на что она была способна. Она занималась делами, но ей требовалось всё больше и больше усилий для этого. Вскоре напряжение сломает ее.
Эви постоянно ощущала холод. И никак не могла согреться. Этот холод шел из огромной пустоты внутри, и ничто не могло изгнать его. Стоило ей всего лишь мысленно произнести имя Роберта, как словно нож вонзался в сердце, и боль охватывала всё тело. Но Эви не переставала думать о нем. Заметив, пусть и краем глаза, темные волосы, она тотчас же начинала крутить головой, стремясь увидеть их обладателя. Она слышала глубокий голос, и на один миг, драгоценный миг, ее сердце останавливалось, неконтролируемое счастье захлёстывало ее, и она думала: «Он вернулся!». Но это был не он, эйфория превращалась в пепел, оставляя ее еще более несчастной, чем прежде.