— Мне кажется, или что-то произошло? — Кейрен не собирался сдаваться. Он прохаживался вдоль решетки, и движения его были плавными, мягкими, словно и сейчас, взаперти, Кейрен охотился.
— Произошло.
— Что?
— Тебе что за дело?
Он тряхнул головой, и светлые волосы растрепались. Забавный он… и чем-то на Войтеха похож. Тот тоже никак не мог на месте усидеть. И даже на стуле своем не сидел неподвижно, то нож в руках вертел, то ногой мотал, то пересыпал из горсти в горсть мелочевку.
— Ты злишься, — отметил Кейрен, останавливаясь в углу клетки. — Я слышал эхо взрыва…
И теперь думает, что Таннис возьмет и по доброте душевной все ему выложит? Может, ей еще и поплакаться о своих бедах у него на груди?
Она фыркнула, до того нелепой показалась мысль, и отвернулась.
— Злишься и расстроена, — замолкать Кейрен не собирался. — А судя по количеству принесенной тобой еды, твой изначальный план претерпел некоторые изменения. И под землей тебе придется остаться на куда более долгий срок, нежели ты рассчитывала изначально.
Таннис молча отправляла покупки в старый шкаф, в котором некогда хранились бумаги — их остатки сжег еще Войтех.
— Следовательно, — Кейрен взялся за прутья, — меня ты тоже не отпустишь. Таннис, поскольку нам некоторое время придется выносить общество друг друга, предлагаю заключить перемирие.
Жаровня успела изрядно запылиться. А вот черный уголь, прикрытый куском парусины, выглядел так, будто положили его только вчера.
— Я не враг тебе.
— А кто? — нервы Таннис были натянуты. Еще немного и она взорвется. — Скажешь, друг?
— Не скажу, — серьезно ответил Кейрен. — Но я здесь оказался не по своей воле.
Верно.
Он не виноват в том, что родители Таннис погибли, а дом взорвался, что ее ищет полиция и люди Грента, и как знать, кто найдет первым… что ей придется торчать под землей недели, если не месяцы… и ему хуже, он-то не привык прятаться.
— Слушай, — злость ушла, осталась лишь безмерная усталость. — Нет у меня настроения языком трепаться… и все дерьмово, а может стать и того дерьмовей. Ты не при делах, конечно, только все равно влип. И верно сказал, мы тут надолго застряли. Есть хочешь?
— Хочу.
Таннис развернула вощеную бумагу. Сало, как и учил Войтех, она нарезала тонюсенькими полупрозрачными ломтиками. Аккуратно очистив луковицу, она разделила ее пополам. И хлеб, почти свежий, слегка примявшийся только, разломала.
— Вот, — она протянула Кейрену ломоть, и сало дала, и луковицу, и фляжку протянула.
За водой придется тащиться к старому колодцу, Таннис очень надеялась, что за прошедшие годы он не успел зацвести.
— Что это? — Кейрен приподнял тонкий ломтик, понюхал и брезгливо скривился.
Чеснок ему не нравится? Так с чесноком вкуснее… и вообще, сало у папаши Шутгара хорошее, правильное. Так Войтех говорил, и Таннис ему верила.
— Сало.
— Что?
— Свиной жир, — подсказала она, отправляя кусок в рот. — Засоленный. С приправами.
Вкусный и сытный.
Таннис заставила себя жевать медленно.
— Это едят? — Кейрен покосился на нее, словно подозревая в том, что Таннис желает его отравить. И сам себе ответил. — Похоже, что едят… знаешь, я бы предпочел что-нибудь более привычное.
— Что?
Ее живот урчал громко и неприлично, но с голодом не поспоришь. Таннис вторые сутки на ногах и лечь выйдет еще не скоро. А этот морду кривит. Не хочет есть, пусть себе не ест.
— Например, омлет… или хотя бы сэндвич… согласен просто на белый хлеб с маслом.
Омлет ему…
С гренками и этими, как их, лобстерами.
— Но кажется, мне придется довольствоваться тем, что есть, — Кейрен зажал пальцами нос и зажмурился. Кусал он осторожно, и жевал так, что Таннис испытала острый укол жалости.
Тяжело ему придется-то. Ничего, как-нибудь да привыкнет.
— Специфично, — сказал он, с явным трудом проглотив завтрак. — Знаете, в моем клубе подают крайне любопытное блюдо. Жареные ягнячьи яички. И находятся охотники, которые утверждают, что вкус этого блюда всецело искупает некоторую его экзотичность. Но я так и не решился его попробовать.
Жареные яйца барана? Мерзость какая. Таннис передернуло от одной мысли о том, что кто-то такое ест.